Цыпин-Уложенная-грамота-1589-г.

Descrizione: Descrizione: Descrizione: Descrizione: carta TERZA ROMA

DA ROMA ALLA TERZA ROMA

XXXVII SEMINARIO INTERNAZIONALE DI STUDI STORICI

Campidoglio, 21-22 aprile 2017

Москвовская Духовная Академия

УЛОЖЕННАЯ ГРАМОТА 1589 Г.

СОДЕРЖАНИЕ: 1. 1589 год. – 2. Константинопольский патриарх и греческие епископы в Москве. Подписание Уложенной грамоты. – 3. Идея старца Филофея. – 4. Профетическое утверждение о том, что Четвертому Риму не бывать. Отличие формулы, содержащейся в Уложенной грамоте. – 5. Римская церковь и ересь Аполлинария. – 6. Падение Нового Рима. – 7. Вечность Рима. – 8. Русская Церковь. – 9. Константинополь, 1590 год.

1. – 1589 год

В 1589г. при царе Федоре Иоанновиче, по хлопотам боярина Бориса Годунова, на Руси учреждено было Патриаршество. Первый Московский Патриарх святой Иов поставлен был при участии Вселенского Патриарха Иеремии II, который находился тогда в России для сбора милостыни.

В связи с этим актом была составлена «Уложенная грамота», которая помещена в начале «Кормчей книги». Уложенная грамота об учреждении Московского Патриархата - это один из самых важных документов в истории Русской Церкви, Российского государства, а также в сфере взаимоотношений между поместными Православными Церквами. Отражение в его тексте идеи старца Филофея о Третьем Риме придает ему также характер памятника политической, юридической и богословской мысли.

2. – Константинопольский патриарх и греческие епископы в Москве. Подписание Уложенной грамоты

При этом особое значение имеет и то обстоятельство, что под ним поставлены подписи не только русских архиереев, архимандритов и игуменов, но также и стоящая на первом месте подпись Патриарха Константинопольского Иеремии вместе с подписями митрополита Монемвасийского Иерофея, архиепископа Элассонского Арсения и греческого архимандрита Христофора. С формально-юридической стороны Уложенная грамота является поэтому документом, принадлежащим в равной мере как Москве, так и Константинополю. Правда, с точки зрения истории создания этого текста, он – продукт царской канцелярии. Патриарх Иеремия и греческие архиереи поставили свои подписи под документом, мягко говоря, без энтузиазма. Митрополит Монемвасийский Иерофей долго не хотел подписывать «Уложенной грамоты». «Что это за грамота? – допрашивал он дьяка А. Щелкалова, - и что я должен в ней продписывать?». Щелкалов объяснил: тут написано, как вы поставили Патриарха и как пришли сюда. – Тогда почему же не написать ее по-гречески и почему не дать предварительно выслушать?…Иерофей долго не подписывал, говоря, что он опасается, как бы не разделилась Церковь Божия и не явилась бы в ней другая глава и не произошла бы великая схизма. Иерофей признает, что в конце концов он подписал грамоту только из страха, чтобы его не утопили в Москва-реке. Видимо, царские пристава попугивали Иерофея, как ослушника царской воли. Иеремия должен был заступиться за него и даже для успокоения совести друга совершил обряд заклятия на русских, если бы они учинили ту схизму, какой опасался Иерофей»[1]. Так выглядят обстоятельства подписания Грамоты в представлении известного русского церковного историка А. В. Карташева, очевидно, достаточно достоверном.

Эти курьезные обстоятельства, связанные с поставлением подписей под документом, несомненно, говорят о колебаниях греческих епископов. Тем не менее они все-таки подписали Уложенную грамоту, а значит, хотя в ней и могли быть неудобные для них выражения, но совершенно неприемлемых не было. Было бы все-таки абсурдно предполагать, что само содержание Уложенной грамоты грекам не было известно. Во всяком случае мы имеем основание при всех своеобразных обстоятельстввах составления Грамоты рассматривать ее как согласованный документ.

3. – Идея старца Филофея

В Уложенной грамоте есть место, в котором воспроизводится идея старца Филофея о Третьем Риме. Это место было в свое время предметом как текстологического, так и содержательного исследования Н. В. Синицыной[2]. И сделанные ею выводы в целом адекватны, представляется однако уместным сделать особый акцент на богословском и каноническом аспектах проблемы. В уста Патриарха Нового Рима в Уложенной грамоте влагается следующая речь: «Во истину в тебе, благочестивом царе (имеется в виду занимавший тогда царский престол Федор, сын Ивана Грозного – В. Ц.) Дух Святый пребывает, и от Бога сицевая мысль тобою в дело произведена будет (речь идет об учреждении в Москве Патриаршества – В. Ц.) праве и истинно вашего благородия начинание, а нашего смирения и всего Освященного собора того превеликого дела свершение. Понеже убо ветхий Рим падеся Аполинариевою ересью, вторый же Рим, иже есть Константинополь, агарянскими внуцы от безбожных турок обладаем, твое же, о благочестивый царю, великое Российское царство, третей Рим, благочестием всех превзыде, и вся благочестивыя царствие в твое в едино собрася, и ты един собрася, и ты един под небесем христьянский царь именуешися в всей вселенней, во всех христианах, и по Божию Промыслу и Пречистыя Богородицы милости и молитв ради новых чюдотворцов великого Российского царства Петра и Алексия и Ионы, и по твоему царскому прошению у Бога, твоим царским советом, сие превеликое дело исполнитца».[3]

Сравним это место с собственными словами старца Филофея по наиболее аутентичному тексту бесспорно подлинного Послания к государеву дьяку Михаилу Григорьевичу Мисюре-Мунехину: «Да веси, христолюбче и боголюбче, яко вся христианская царства приидоша в конець и снидошася во едино царьство нашего государя, по пророчьским книгам, то есть Ромейское царство. Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».[4]

4. – Профетическое утверждение о том, что Четвертому Риму не бывать. Отличие формулы, содержащейся в Уложенной грамоте

Главное отличие формулы, содержащейся в Уложенной грамоте, от соответствующего места из послания старца Филофея заключается, несомненно, в отсутствии в грамоте профетического утверждения о том, что Четвертому Риму не бывать. Нам сейчас трудно сказать, каким образом в процессе составления документа эта мысль Филофея оказалась исключенной из Уложенной грамоты: было ли это сделано по требованию греческой стороны, или это было решено в самой канцелярии, изготовившей документ, потому что предвиделось несогласие греков на включение в текст документа этой столь притязательной и на основании догматов и канонов не доказуемой мысли старца, либо пророчество о том, что Москва – последний Рим и четвертому уже не бывать, самими составителями грамоты в Москве сознавалась как неуместная в официальном церковном документе, связанном с взаимоотношениями двух поместных Церквей. Устранение этой формулы лишает рассматриваемый документ апокалиптической остроты и эсхатологической перспективы, столь важной для самого старца Филофея и, несомненно, прглушенной в позднейшем осмыслении филофеевских идей, когда, впрочем, идея о том, что Четвертому Риму не быть, стала весьма популярной и расхожей, но, утратив филофеевский апокалиптический пафос, приобрела триумфалистское звучание.

Как бы там ни было, но как раз отсутствие этого существенного элемента из идеологического построения старца Филофея в Уложенной грамоте свидетельствует о критическом подходе ее составителей к заимствованным у Филофея идеям и потому позволяет с тем большей основательностью принимать включенные в грамоту слова как выражение согласованной позиции, официально принятой иерархами не только Русской, но и Константинопольской Церкви.

5. – Римская церковь и ересь Аполлинария

Какой же смысл мог вкладывается издателями грамоты в формулу о Москве Третьем Риме? Для ответа на этот вопрос следует внимательнее вчитаться в текст старца Филофея, чтобы предложить адекватную интерпретацию его утверждений о падении первого и нового Рима. Первый Рим, по Филофею, пал из-за ереси Аполлинария. Упоминания о ней нет в приведенной цитате, но о ней говорится в другом месте послания. Связывать эту ересь с особенностями римо-католического вероучения некорректно с историко-догматической точки зрения: Римская церковь, несомненно, отвергает и всегда отвергала ересь Аполлинария, в изложении которой старец Филофей к тому же приводит суждения крайнего монофизита Евтихия, усваивая их Аполлинарию, к чему Римская Церковь, конечно, никакого отношения никогда не имела. Аполлинария старец связывает с учением Римской Церкви чрез опресноки, употребление которых в таинстве Евхаристии в Римской Церкви было предметом особенно острой полемики между христианским Востоком и христианским Западом, впрочем, по преимуществу, в ту эпоху, когда сохранялось еще каноническое общение между Ветхим и Новым Римом, затеняя богословски более существенный, вполне догматический вопрос – о filioque. Но в нашем контексте историко-догматическая некорректность Филофея не относится к делу, ибо его тут интересует не догматический вопрос сам по себе, ему важно было только констатировать, что в вероучении Римской церкви есть элемент ереси. Следовательно, Москва, в данном контексте Русская Церковь, в отличие от первого Рима, то есть Католической Церкви, сохранила в неповрежденной чистоте преданное от апостолов и отцов православное учение.

6. – Падение Нового Рима

Падение Второго, Нового Рима объясняется у Филофея иным образом, без всякого отношения к догматической проблематике. Хотя после Флорентийского Собора и завоевания Константинополя турками в Москве существовали подозрения относительно чистоты православия у греков, впоследствие явившиеся одной из главных, если не самой главной причиной старообрядческого раскола, в Уложенной грамоте эти подозрения, естественно, отразиться не могли. Н. В. Синицына писала по этому поводу: “Самая существенная характерная черта концепции “Третьего Рима” в составе грамоты 1589 г. – значительное ослабление ее (т. е. концепции антигреческой направленности), и это вполне понятно в контексте грамоты с ее апелляцией к авторитету Освященного Собора “великого Российского и Греческого царства”, “всего Собора греческого” и восточных Патриархов”[5]. Это утверждение верно только в том случае, если сопоставлять идею о Третьем Риме, как она представлена в Уложенной грамоте со всей полнотой смыслов, которые вкладывались в нее в разных русских памятниках более ранней эпохи, но такой вывод нельзя сделать на основании текста самого старца Филофея. В том, что он пишет о падении Константинополя, обнаружить антигреческой тенденции нельзя: «Аще убо великого Рима стены и столпове и трекровныя полаты не пленены, но душа их от диавола пленены быша опреснок ради. Аще убо Агарины внуци Гречьское царство приаша, но веры не повредиша, ниже насильствуют грекомь от веры отступати»[6]. Антилатинский пассаж налицо, но ничего антигреческого тут нет, более того, в этой фразе можно уловить и элемент некоей благосклонности к самим поработителям греков, которые не принуждают их «от веры отступати».

В послании, правда, есть и другое: «Девятьдесят лет, како Гречьское царство разорися и не созиждется, сия вся случися грех ради наших, понеже они предаша православную греческую веру в латынство»[7]. Но, с одной стороны, это обвинение в предательстве веры, очевидно, относится все-таки не ко всем грекам, а к униатским деятелям Ферраро-Флорентийского собора, а сдругой, - ссылка на грехи не одних только греков, но “грехи наши”, то есть всех нас, говорит сама за себя. Речь идет тут о всеобщей греховности как исконной причине и личных бед и общественных, исторических катастроф. Предателей православной вере на Соборе во Флоренции осуждали и сами православные греки – последователи св. Марка Ефесского, не могли они отрицать и мысль о всеобщей греховности, поэтому греки не должны были усмотреть в процитированных словах ничего антигреческого. Таким образом, единственный смысл упоминания о падении второго Рима и у Филофея, и в Уложенной грамоте заключается в констатации факта завоевания Константинополя османами и прекращения в результате зтого завоевания существования православной Империи на Босфоре. Следовательно, Москва, здесь уже не в смысле Русской Церкви, а Российского царства, потому стала Третьим Римом, что это православное и независимое от иноверных властей государство.

Но это, конечно, не все, что мы можем почерпнуть из идеи Третьего Рима, как она выражена и в посланиях старца и в Уложенной грамоте об учреждении Патриаршества.

7. – Вечность Рима

Косвенным образом само именование Москвы Третьим Римом содержит уже идею о том, что Рим непреходящ и в этом смысле вечен, ибо после падения одного Рима возникает другой, или лучше сказать, тот же Рим, но уже на ином месте. В послании к Мисюрю-Мунехину Филофей приводит такое обоснование идеи о вечности Рима: «Инако же Ромейское царьство неразрушимо, яко Господь в римскую власть написася»[8] – аргумент, приемлемый догматически только в том случае, если под Ромейским царством подразумевается Церковь Христова, но в этих словах заключается, очевидно, и иной, более буквальный и историософский смысл, который, конечно, не может быть обоснован догматически приведенным библейским доводом.

Во взаимосвязи с идеей неразрушимости Римского царства стоит и мысль о принципиальной уникальности, единственности Рима. Старец Филофей пишет государеву дьяку: «Вся христианская царства приидоша в конець и снидошася во едино царьство нашего государя»[9], а в “Уложенной грамоте” находим, по существу, развернутый перифраз той же мысли: «Твое же, о благочестивый царю, великое Российское царствие, третей Рим, благочестием всех превзыде, и вся благочестивая царствие в твое в едино собрася, и ты един под небесем христьянский царь именуешися в всей вселенней»[10].

8. – Русская Церковь

Таким образом, резюмируя сказанное, можно сделать вывод: идея преемства Москвы Новому Риму, присутствующая в Уложенной грамоте, включает в себя мысль о том, что Церковь Русская хранит в чистоте православную веру, что Россия - это православное самодержавное государство и что политическим центром православного мира является Москва.

9. – Константинополь, 1590 год

В мае 1590 г. Патриарх Иеремия созвал в Константинополе Собор, в котором участвовали Антиохийский Патриарх Иоаким и Иерусалимский Софроний. Рассказав собравшимся иерархам о богатстве и величии Московских церквей, щедрости и благочестии Русского царя и о просьбе царя устроить Русское Патриаршество, он просил Собор утвердить его «хрисовулл» — уложенную грамоту о поставлении в Москву Патриарха. Восточные Патриархи признали это дело «благодатным и благословенным» и приняли постановление. Грамоту подписали Патриархи: Константинопольский, Антиохийский, Иерусалимский (Александрийская кафедра тогда вдовствовала); и участвовавшие в деяниях Собора 42 митрополита, 19 архиепископов и 20 епископов.

В соборном акте Русский государь назван “единым ныне на земли царем, великим православным”, но никакого упоминания о Третьем Риме в этом акте нет. Причины тому могли быть разными. Но среди них была, несомненно, и та, что на этом Соборе решался вопрос не о царстве, а сугубо церковный, и в частности, о диптихе. Восточные Патриархи не пожелали поставить Патриарха Московского в диптихе впереди себя, вслед за Константинопольским Патриархом, как на то надеялись в Москве. Московскому Патриарху было указано 5-е место в диптихе, после Восточных Патриархов. Между тем, согласно 3-му правилу II Вселенского Собора, «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по римском епископе, потому что град оный есть новый Рим». Если бы Москва на Соборе в Константинополе была официально признана Восточными Патриархами Третьим Рмом, то, если следовать логике Отцов II Вселенского Собора, а следовать ей было бы естественно, Третьему Риму надлежало бы отвести в диптихе место сразу вслед за Новым Римом, то есть второе, а отнюдь не 5-е. Этого сделать не пожелали, хотя в то же время соблюли уместную деликатность по отношению к Российскому царю – покровителю и защитнику православных на Востоке. Его признали единственным православным царем, но Москву Третьим Римом именовать не стали, чтобы поставить ее Патриарший престол после всех Восточных. В Москве таким решением о месте Русской Церкви в православном диптихе не были довольны, но с ним смирились.

[Un evento culturale, in quanto ampiamente pubblicizzato in precedenza, rende impossibile qualsiasi valutazione veramente anonima dei contributi ivi presentati. Per questa ragione, gli scritti di questa parte della sezione “Memorie” sono stati valutati “in chiaro” dal Comitato promotore del XXXVII Seminario internazionale di studi storici “Da Roma alla Terza Roma” (organizzato dall’Unità di ricerca ‘Giorgio La Pira’ del CNR e dall’Istituto di Storia Russa dell’Accademia delle Scienze di Russia, con la collaborazione della ‘Sapienza’ Università di Roma, sul tema: LE CITTÀ DELL’IMPERO DA ROMA A COSTANTINOPOLI A MOSCA) e dalla direzione di Diritto @ Storia]

[1] Карташев А. В., Очерки по истории Русской Церкви. В 2-х т. — М., 2009.

[2] Синицына Н. В., Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV - XVI вв.), М., 1998.

[3] L’idea di Roma a Mosca. Secoli XV-XVI. Fonti per la storia del pensiero sociale russo. Идея Рима в Москве. XV-XVI века. Источники по истории русской общественной мысли. «Da Roma alla Terza Roma». Documenti I, Рим 1993. С. 187.

[5] Синицына Н. В., Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV - XVI вв.), М., 1998.

[6] L’idea di Roma a Mosca. Secoli XV-XVI. Fonti per la storia del pensiero sociale russo. Идея Рима в Москве. XV-XVI века. Источники по истории русской общественной мысли. «Da Roma alla Terza Roma». Documenti I, Рим 1993. С. 145.