N. 8 – 2009 – Contributi

Доктрина culpa in contrahendo в гражданском праве России

К.В. Гницевич

Содержание: 1. Возникновение и развитие преддоговорной ответственности в европейской цивилистической традиции. – 2. Преддоговорная ответственность в российском гражданском законодательстве.

Юридический институт преддоговорной ответственности, существование которого признается в доктрине и практике практически всех стран континентальной Европы, на сегодняшний день объединяет все случаи причинения вреда на стадии переговоров безотносительно как к действительности заключенного впоследствии договора, так и к самому факту его заключения. Последствия неосторожной вины, проявленной при заключении договора, могут в зависимости от обстоятельств состоять либо в убытках, вызванных подписанием недействительного договора, либо в убытках, возникающих вследствие заключения действительного, но невыгодного для добросовестной стороны договора. Кроме того, убытки потерпевшей стороны могут возникнуть вследствие неправомерного прекращения переговоров контрагентом. В этом случае убытки потерпевшей стороны предопределяются ее расходами, которые она, рассчитывая на благополучное завершение переговоров, совершила во исполнение договора.

1. Возникновение и развитие преддоговорной ответственности в европейской цивилистической традиции

Возникновение доктрины "culpa in contrahendo" традиционно связывается с датируемой 1860 г. статьей Рудольфа Иеринга "Culpa in contrahendo или возмещение убытков по недействительным или по не достигшим окончательного оформления договорам"[1]. В рамках данного исследования автором была предпринята попытка систематизации случаев возникновения убытков на стороне одного из контрагентов вследствие недействительности заключенного им договора, когда другая сторона, зная о наличии оснований для признания совершенной сделки недействительной, не сообщает о них своему деловому партнеру и проявляет тем самым определенную вину в возникновении убытков последнего[2]. Согласно представлениям, главенствовавшим на тот момент в германской доктрине гражданского права, компенсация убытков добросовестной стороны была возможна только в том случае, если недобросовестный контрагент действовал умышленно; в остальных же ситуациях ответственность за преддоговорную вину исключалась, что казалось Р. Иерингу абсолютно несправедливым. Автор стремится показать, что подобное положение дел вовсе не свойственно правопорядку. Основываясь на материале римского права и текстах кодификаций Нового времени, он выводит общее положение об ответственности за culpa in contrahendo, которое, по его мнению, было закреплено уже в § 248 Пятого титула Первой части Прусского земского уложения 1794 г., содержащему правило, распространяющему последствия вины при исполнении договора на случай, когда сторона при заключении договора пренебрегает возложенными на нее обязанностями[3]. В учении Р. Иеринга это положение, которое, по распространенному тогда мнению, имело в виду действительное с юридической точки зрения заключение договора, было истолковано как прямое свидетельство о закреплении в законодательстве culpa in contrahendo[4]. Подобное истолкование данного положения Прусского ландрехта было признано обоснованным в работах поздних пандектистов, в том числе Г. Дернбурга[5].

Однако основное внимание Иеринг уделяет обоснованию присутствия такой ответственности в системе римского (пандектного) права, имевшего вплоть до 1900 г. значение субсидиарного источника права на территории германских государств[6]. Он уверен, что существование общего принципа ответственности за culpa in contrahendo при недействительности сделок подтверждается включением в Corpus Iuris Civilis ряда частных случаев, предоставляющих потерпевшей стороне право возмещения вреда, причиненного на стадии переговоров вследствие вины ее контрагента. Такого рода ответственность возникала, в частности, в случае продажи вещи, изъятой из оборота, или несуществующего наследства:

D. 18.1.62.1. Modestinus libro quinto regularum… Qui nesciens loca sacra vel religiosa vel publica pro privatis comparavit, licet emptio non teneat, ex empto tamen adversus venditorem experietur, ut consequatur quod interfuit eius, ne deciperetur. — Модестин в 5-й книге "Правил"… Если кто-то по своему неведению приобрел священные, или религиозные, или государственные участки как частные [то есть считая их частными], то, хотя он и не несет обязательств по купле, он предъявляет на основании купли иск к продавцу о взыскании убытков, дабы его не вводили в обман[7].

Inst. Just. 3.23.5. Loca sacra vel religiosa, item publica, veluti forum basilicam, frusta quis sciens emit, quas tamen si pro privatis vel profanis deceptus a venditore emerit, haberit actionem ex empto, quod non habere ei liceat, ut consequatur, quod sua interest deceptum eum non esse. Item iuris est, si hominem liberum pro servo emerit. — Лицо, сознательно покупающее предметы сакральные, религиозные или публичные, например форум, базилику, не совершает никакого юридического действия. Однако если покупатель, обманутый продавцом, купит их как частные или профанические [то есть считая эти предметы объектами частной собственности], то, поскольку он не сможет стать собственником, он получит иск из купли для взыскания [в объеме] своего интереса в том, чтобы не быть обманутым. То же самое правило действует, если он купит свободного человека, считая его рабом[8].

D. 11.7.8.1. Ulpianus libro vicensimo quinto ad edictum… Si locus religiosus pro puro venisse dicetur, praetor in factum actionem in eum dat ei ad quem ea res pertinet: quae actio et in heredem competit, cum quasi ex emptio actionem contineat. — Ульпиан в 25-й книге "Комментариев к эдикту"… Если будет заявлено, что священное место при продаже было выдано за чистое, то претор дает основанный на факте иск по поводу этого места тому, к кому относится это дело: и этот иск действителен и против наследника, поскольку в нем как бы содержится иск из купли[9].

D. 18.4.8 et D. 18.4.9: l. 8. Iavolenus libro secundo ex Plautio. Quod si nulla hereditas ad venditorem pertinuit, quantum emptori praestare debuit, ita distingui oportebit, ut, si est quidem aliqua hereditas, sed ad venditorem non pertinet, ipsa aestimetur, si nulla est, de qua actum videatur, pretium dumtaxat et si quid in eam rem impensum est emptor a venditore consequatur. l. 9. Paulus libro tricensimo tertio ad edictum. Et si quid emptoris interest. — l. 8. Яволен во 2-й книге "Из Плавция". Если же никакое наследство не принадлежит продавцу, то размер долга, который продавец должен предоставить покупателю, нужно будет различать таким образом, что если есть некое наследство, но оно не принадлежит продавцу, то именно оно и оценивается, если же нет вообще никакого (наследства), в отношении которого считалось, что о нем шла речь, то покупатель истребует от продавца по крайней мере (уплаченную) цену и все то, что на это дело истрачено. l. 9. Павел в 33-й книге "Комментариев к эдикту". и иной интерес покупателя[10].

При помощи этих фрагментов Дигест Иеринг создает самостоятельный правовой институт ответственности за вину в переговорах, приведшую к заключению недействительного договора, причем правовым средством, к помощи которого в подобной ситуации может прибегнуть потерпевшая сторона, является договорный иск — несмотря на то, что договор по вине одной из сторон не состоялся[11]. Следовательно, в теории Иеринга недействительный договор приобретает частичное действие, а сам автор создает, таким образом, парадокс договорной и одновременно с этим преддоговорной ответственности[12]. В этом отношении Иеринг выделяет 3 основания недействительности сделки, которые позволяют вести речь об ответственности за culpa in contrahendo[13]: неспособность субъекта совершить сделку в силу прямого запрета его участия в сделках данного вида (например, вследствие недостижения совершеннолетия)[14]; неспособность объекта (первоначальная невозможность исполнения)[15]; недостоверность воли или ее отсутствие (как волеизъявления, так и самой воли)[16]. Ответственность стороны по договору ограничивается в концепции Р. Иеринга "негативным интересом", то есть возмещением убытков, возникших вследствие недействительности договора, который, однако, не может превышать пределы позитивного интереса, то есть интереса стороны в надлежащем исполнении договора[17].

Реакция науки пандектного права, порожденная концепцией Иеринга, не была однозначной: в то время как одни исследователи выражали свое несогласие как с догматическим обоснованием такой ответственности, так и с практической необходимостью предложенной Иерингом теории[18], другие признавали по крайней мере те выгоды, которые она несла для гражданского оборота[19]. В целом же общее мнение пандектистов сводилось к тому, что ответственность за недействительность заключенного договора представляет собой органический элемент системы германского гражданского права XIX века. Подобного мнения придерживались и германские суды, которыми в период до введения в действие Германского гражданского уложения был вынесен ряд решений, возлагавших обязанность возмещения убытков контрагента на сторону, допустившую вину при заключении договора[20].

Однако Германское гражданское уложение 1896 г. пошло по пути закрепления не общего правила, а "ответственности за неосторожность, допущенную при совершении сделки", известной "предыдущему законодательству" и представляющей собой безусловное "требование новейшей юриспруденции общего права к материальной справедливости", получившей ограниченное выражение[21]. Последствия вины, допущенной при заключении договора, были закреплены в ряде отдельных положений BGB, применявшихся к частным случаям. В первоначальной редакции Кодекса, введенной в действие с 1 января 1900 г., существовало лишь несколько статей, возникших под влиянием учения о culpa in contrahendo. В частности, в § 122 BGB было закреплено правило, согласно которому сторона, заблуждавшаяся в существенных характеристиках сделки, обязана возместить своему контрагенту вред, возникший вследствие нарушения его доверия к действительности заключенного договора, в размере негативного интереса, но не свыше размера позитивного интереса потерпевшей стороны, если только последней не были известны основания недействительности сделки либо если он не знал о них вследствие неосторожности[22]. § 307 первоначальной редакции BGB предусматривал обязанность стороны, заключившей договор, исполнение которого невозможно, возместить добросовестному контрагенту убытки, вызванные недействительностью совершенной сделки. Размер возмещения вреда также ограничивался позитивным интересом добросовестного контрагента[23]. Это правило распространялось, согласно § 309 BGB, на случаи заключения договора, противоречащего требованиям закона[24]. Наконец, ответственность за culpa in contrahendo сделки возлагалась, согласно § 179 BGB, на лицо, заключившее договор от имени и в интересах другого субъекта без надлежащим образом оформленных полномочий[25].

Расширение ответственности за culpa in contrahendo представляло собой результат совместных усилий доктрины и практики. Вплоть до 1910 г. Имперский Суд Германии отказывался признавать ответственность за вину при заключении договора в случаях, не поименованных в тексте закона[26]. Смысл, вкладываемый доктринальным и судебным в закрепленное в § 276 BGB правило относительно обязанностей должника, сводился к тому, что данное положение закона распространялось исключительно на обязанности стороны в обязательстве, возникшем на основании договора. Противоположные представления, время от времени высказывавшиеся на страницах юридических изданий, оставались без внимания вплоть до того момента, когда накопленный за первое десятилетие действия BGB материал не сделал необходимым принятие предложенного Леонгардом компромиссного решения. В своей концепции Леонгард предложил рассматривать с точки зрения вины при заключении договора те ситуации, когда стороны, несмотря на неправомерное поведение одной из них на стадии переговоров, в конечном итоге все же заключают действительный, хотя и невыгодный для добросовестного контрагента договор[27].

Подобная позиция была безоговорочно принята германским Имперским судом, который в решении от 26.04.1912 г., вошедшем в историю германской цивилистической доктрины как "Luisinlichtsfall", признал ответственность, возникающую в подобных случаях, прямым следствием принципа добросовестности, однако отказался рассматривать их с точки зрения учения о culpa in contrahendo, которое, по его мнению, имеет дело исключительно с недействительными договорами[28]. Несмотря на подобное разграничение вины в переговорах в зависимости от юридических характеристик заключенного впоследствии договора, в работах германских цивилистов начиная со второй половины 1910-х гг. высказываются идеи, объединяющие эти различные категории преддоговорной ответственности как проявление общего принципа culpa in contrahendo[29].

Распространение сферы применения ответственности за culpa in contrahendo было, далее, связано с определенной спецификой германского деликтного права, не знакомого с принципом генерального деликта и оперирующего закрытым перечнем гражданских правонарушений[30]. Вследствие этого лицо, которому при заключении договора был причинен вред жизни, здоровью или собственности, в ряде случаев оказывалось не в состоянии возместить свои потери при помощи деликтного иска. Однако с 1911 г. Имперский Суд Германии стал рассматривать подобные ситуации с точки зрения доктрины culpa in contrahendo и в решении от 7.11.1911 г. признал вступление в переговоры о заключении договора основанием преддоговорной ответственности[31]. Подобный подход был расширен Верховным Федеральным Судом ФРГ в 1961 г., который признал, что ответственность за вред здоровью, причиненный вследствие culpa in contrahendo, возникает с того момента, когда лицо, потенциально рассматриваемое как будущий контрагент, вступило на территорию магазина, отеля, ресторана и т.д.[32]

В ходе дальнейшего развития доктрины culpa in contrahendo в литературе и судебной практике было признано, что преддоговорная ответственность возникает независимо от того, достигли ли стороны стадии непосредственного заключения договора или их отношения были прерваны раньше. Теоретические споры относительно догматической природы и доктринального основания преддоговорной ответственности не прекращались в течение всего XX столетия, однако уже на рубеже 1920-1930-х гг. институт culpa in contrahendo окончательно оформился как самостоятельное основание ответственности за имевшую место вину стороны в преддоговорных отношениях, причем он был распространен на все случаи независимо от действительности договора и предусмотрел возмещение не только негативного, но и позитивного интереса потерпевшей стороны[33].

Конечным результатом развития идеи преддоговорной ответственности стало появление в BGB новой редакции § 311[34], вступившей в силу с 1 января 2002 г.[35] Согласно этому правилу, договорное правоотношение возникает не только вследствие совершения сторонами сделки, но и по причине вступления в переговоры о заключении договора. В рамках этого подготовительного правоотношения существуют преддоговорные обязанности, связанные с необходимостью добросовестного ведения переговоров. Неисполнение или ненадлежащее исполнение таких обязанностей вызывает к жизни преддоговорную ответственность. Следовательно, данное правило не только устраняет все сложности, связанные с определением основания ответственности за culpa in contrahendo, но и служит доказательством ее договорной природы[36].

Вслед за развитием доктрины culpa in contrahendo в германской цивилистической доктриной данная теория была заимствована многими государствами континентальной Европы. Эволюция преддоговорной ответственности в австрийском и швейцарском праве во многом схожа с подобным процессом, имевшим место в Германии. Догматическим основанием теории ответственности за вину в переговорах в системе австрийского гражданского права выступают спорадические предписания ABGB, в котором содержатся нормы об обязанности возмещения вреда при недействительности сделки, если договор был заключен вследствие ошибки (§ 871 ABGB), хитрости или боязни (§ 874 ABGB) или с неявной оговоркой (§ 869 ABGB) либо если недействительность сделки вызвана противоречием ее содержания предписаниям закона или добрым нравам. Кроме того, согласно правилу, закрепленному в § 878 ABGB, изначальная невозможность исполнения влечет за собой недействительность договора. В 1916 г. данная правовая норма была дополнена положением, во многом повторявшим закрепленное в § 307 BGB в редакции до 2002 г., в соответствии с которым сторона, которая при заключении договора знала либо должна была знать об обстоятельствах, препятствующих надлежащему исполнению и, соответственно, действительности договора, обязана возместить другой стороне вред, возникший вследствие доверия к действительности сделки. Развитие преддоговорной ответственности в австрийской юриспруденции начала XX века объяснялось популярностью подобных концепций в Германии и происходило в результате творческой интерпретации норм законодательства, предпринимавшейся как доктриной, так и практикой австрийских судов. На сегодняшний день ответственность за culpa in contrahendo признается в Австрии в тех же случаях, что и в Германии, за исключением ответственности за непосредственное причинение вреда здоровью и имуществу, что объясняется наличием принципа генерального деликта в австрийском праве[37].

Таким же образом была признана ответственность за неосторожность, проявленную при заключении договора, и в Швейцарии, ГК и Закон об обязательственном праве которой не содержат общего правила о преддоговорной ответственности. Подобная ответственность была впервые признана Верховным Судом Швейцарии в 1932 г., и начиная с 1951 г. практика швейцарских судов касательно culpa in contrahendo потеряла сколько-нибудь заметные отличия от существующей в Австрии практики привлечения к преддоговорной ответственности[38]. Подобная ответственность признается доктриной гражданского права и судебной практикой Франции[39].

Общий принцип об ответственности за culpa in contrahendo получил нормативное закрепление в гражданских кодексах европейских государств, принятых в XX веке. Такая ответственность, в частности, закреплена § 197 и 198 ГК Греции[40] и ст. 1337 и 1338 ГК Италии[41].

Основные случаи ответственности за culpa in contrahendo, то есть за неосторожность, проявленную при ведении переговоров о заключении договора, можно классифицировать следующим образом. Во-первых, преддоговорная ответственность возникает, если переговоры не заканчиваются заключением действительного договора. В ряде случаев одна из сторон, вступивших в переговоры, предпринимает расходы в ожидании будущего заключения договора. Такие расходы становятся бесполезными, если заключенный договор по каким-либо причинам оказывается недействительным (например, вследствие скрытых разногласий сторон, несоблюдения предусмотренной законом формы сделки, отсутствия последующего одобрения сделки, если таковое требуется, заключения сделки, противоречащей нормам права и нравственности, и т.д.), а также в случае, если одна из сторон вопреки своему предшествующему поведению разрывает переговоры и отказывается от заключения договора. Возмещение вреда, присуждаемое в таких ситуациях, определяется размером негативного интереса потерпевшей стороны. Подобная ответственность возникает и в случае заключения договора неуполномоченным представителем, причем обязанность возмещения вреда может в зависимости от обстоятельств дела нести как falsus procurator, так и представляемое им лицо.

Если же проявленная в ходе переговоров о заключении договора неосторожность не привела не недействительности сделки, однако предопределила убыточность заключенного договора для потерпевшей стороны по сравнению с тем договором, на заключение которого она была вправе рассчитывать при надлежащем исполнении преддоговорных обязанностей ее контрагентом, последний также обязан возместить убытки, возникшие вследствие culpa in contrahendo. Размер возмещения вреда определяется исходя из позитивного договорного интереса, если цивилистическая доктрина соответствующей страны исходит из теории интересов (напр., ФРГ); в противном случае возмещению подлежат убытки в размере негативного интереса.

Германским регионализмом выступает ответственность за culpa in contrahendo вследствие причинения в ходе переговоров вреда жизни, здоровью или имуществу контаргента, что объясняется своеобразием германского деликтного права.

2. Преддоговорная ответственность в российском гражданском законодательстве

Проблема преддоговорной ответственности в российской науке гражданского права весьма актуальна. Множество норм, предусматривающих подобную ответственность в конкретных случаях, появилось в системе гражданского законодательства в результате демократических преобразований 1990-х гг.; часть положений, возлагающих на одного из контрагентов обязанность возмещения убытков, причиненных его недобросовестным поведением на стадии переговоров, была унаследована из нормативных правовых актов социалистической эпохи. Наличие подобных норм в законодательстве дает почву для обсуждения характеристик преддоговорной ответственности в специальной литературе[42]. Практическая необходимость института ответственности за преддоговорную вину продиктована возрастающими потребностями гражданского оборота, и для отвержения идеи culpa in contrahendo с точки зрения ее соответствия принципам действующего законодательства нет никаких оснований.

Состояние преддоговорной ответственности в российском гражданском праве во многом сходно с ситуацией, существовавшей в BGB до реформы обязательственного права 2001 г. В ГК РФ закреплено множество правил, устанавливающих ответственность за culpa in contrahendo как при совершении недействительной сделки, так и при заключении действительного, но убыточного для добросовестной стороны договора. В последнем случае нормы о преддоговорной ответственности включены в соответствующие разделы Кодекса, посвященные отдельным видам договоров. Кроме того, в некоторых случаях законодатель предусмотрел ответственность за culpa in contrahendo и при неправомерном прекращении переговоров. Следовательно, действующее гражданское законодательство позволяет при надлежащем доктринальном обосновании вывести общий принцип об ответственности за culpa in contrahendo на основании идеи добросовестности и с учетом включения в текст закона частных случаев преддоговорной ответственности.

Ответственность за culpa in contrahendo предусмотрена прежде всего ст. 178 ГК РФ, в соответствии с которой сторона, по иску которой сделка признана недействительной, вправе требовать от другой стороны возмещения причиненного ей реального ущерба, если докажет, что заблуждение возникло по вине другой стороны[43]. Если это не доказано, сторона, по иску которой сделка признана недействительной, обязана возместить другой стороне по ее требованию причиненный ей реальный ущерб, даже если заблуждение возникло по обстоятельствам, не зависящим от заблуждавшейся стороны.

Как видно, данное правило в общем и целом повторяет положения § 122 BGB — с той лишь разницей, что российский законодатель посчитал необходимым принять во внимание причины возникновения заблуждения, тогда как закрепленное в BGB правило возлагает на заблуждавшуюся сторону ответственность за нарушение доверия контрагента к действительности сделки независимо от его вины. Таким образом, можно констатировать, что в российском варианте данное положение оказалось намного ближе к предложенной Р. Иерингом классической схеме ответственности за culpa in contrahendo, тогда как обоснованность отнесения § 122 BGB к основаниям ответственности за culpa in contrahendo до сих пор вызывает ожесточенные дискуссии.

Ответственность неуполномоченного представителя за culpa in contrahendo установлена ст. 183 ГК РФ, в соответствии с которой falsus procurator рассматривается как сторона подписанного им договора и, следовательно, при ненадлежащем его исполнении обязан возместить добросовестному контрагенту причиненные ему убытки в размере позитивного интереса — если только представляемое лицо впоследствии прямо не одобрит его действия.

Ответственность за неправомерное прекращение переговоров установлена для случаев уклонения от заключения договора в нотариальной форме, если таковая необходима в соответствии с законом, и от государственной регистрации сделок с недвижимостью. С учетом специальных положений, установленных ст. 165 ГК РФ, потерпевшая сторона вправе требовать полной компенсации убытков[44]. Кроме того, подобная ответственность предусмотрена правом в случае неправомерного прекращения переговоров о заключении договора поставки (ст. 507 ГК РФ)[45], а также в случае неправомерного уклонения от заключения договора, второй стороной по которому выступает потребитель.

Ответственность за culpa in contrahendo при заключении действительного, но невыгодного договора, установлена применительно ко многим видам и типам договоров, в том числе договоров розничной купли-продажи (п. 4 ст. 495 ГК РФ[46]), дарения (ст. 580 ГК РФ), аренды (ст. 612 и ст. 613 ГК РФ[47]), ссуды (ст. 693 и 694 ГК РФ[48]) и хранения (ст. 894 ГК РФ). Основания (виновное поведение или причинение вреда независимо от вины), виды и размеры ответственности варьируются от договора к договору. Кроме того, ст. 12 Закона РФ «О защите прав потребителей» содержит в себе общее правило о преддоговорной ответственности за причинение потребителю любых убытков независимо от юридических характеристик заключенного впоследствии договора.

Российское гражданское право не испытывает потребности в имплементации особой преддоговорной ответственности за причинение вреда жизни, здоровью или имуществу контрагента на стадии переговоров, поскольку закрепленное в ст. 1064 ГК РФ правило содержит в себе принцип генерального деликта. Следовательно, culpa in contrahendo должна рассматриваться как общее основание преддоговорной ответственности при отсутствии заключенного сторонами действительного договора, в том числе при неправомерном прекращении переговоров и при заключении договора неуполномоченным лицом, а также в случае заключения действительного, но убыточного для добросовестной стороны договора. Законных препятствий для формирования подобного принципа не существует.

Несмотря на это, некоторые авторы считают необходимым ограничивать сферу применения ответственности за culpa in contrahendo только теми случаями, которые явным образом названы в законе[49]. Между тем, представления этих исследователей относительно места и роли преддоговорной ответственности в праве европейских государств не вполне корректны. Кроме того, им свойственно чрезвычайно широкое понимание феномена ответственности за culpa in contrahendo в российском гражданском праве, вследствие чего под действие преддоговорной ответственности они стремятся подвести те ситуации, которые традиционно рассматриваются обособленно от нее. Так, в частности, они полагают, что частным случаем culpa in contrahendo является ответственность, предусмотренная ст. 179 ГК РФ[50], имеющей в действительности своим предметом правовые последствия признания сделки недействительной как совершенной под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной или стечения тяжелых обстоятельств, то есть ситуации dolus in contrahendo, не имеющие ничего общего с culpa in contrahendo, понимаемой как проявление неосторожности при заключении договора. История права показывает, что между dolus in contrahendo и culpa in contrahendo есть существенные различия как по времени возникновения соответствующих видов гражданско-правовой ответственности, основаниям ответственности в каждом из этих случаев, так и по их правовым последствиям, в том числе для действительности заключенного сторонами договора. В то время как убытки, причиненные вследствие dolus in contrahendo, могут быть компенсированы при помощи обычных деликтных исков[51], возмещения ущерба, возникшего по причине culpa in contrahendo, требует создания специального средства правовой защиты.

Кроме того, оппоненты общего принципа ответственности за culpa in contrahendo стремятся причислить к ее проявлениям положения о недействительности сделок, совершенных гражданами, не обладавшими необходимым объемом дееспособности либо не понимавшими значения своих действий (ст. 171 – 172, 175 – 177 ГК РФ)[52]. Предписания ГК РФ возлагают на дееспособную сторону обязанность возмещения реального ущерба, причиненного их контрагентам вследствие недействительности сделки, если дееспособное лицо знало или должно было знать об отсутствии у его контрагента качеств, необходимых для заключения договора данного вида. Конечно, такие случаи имеют много общего с ситуациями ответственности за culpa in contrahendo, однако существенное различие между ними состоит в следующем: в то время как culpa in contrahendo представляет собой ответственность за ненадлежащее исполнение преддоговорных обязанностей по передаче контрагенту необходимой информации, имеющей значение для принятия им решения о заключении договора, компенсация реального ущерба неполностью дееспособному лицу не предполагает существования подобной преддоговорной обязанности и ее нарушения как основания возникновения ответственности и является самостоятельным следствием из общей идеи добросовестности.

Сторонники объединения этих принципиально различных положений закона под общим лозунгом ответственности за будто бы имеющую место culpa in contrahendo не в состоянии объяснить их исходя из общего принципа, лежащего в их основании.

Правильным представляется высказанная О.Н. Садиковым точка зрения, согласно которой общий принцип ответственности за всякую culpa in contrahendo, не закрепленный в законе, может быть дедуцирован из закрепленного в п. 1 ст. 10 ГК РФ положения о недопустимости злоупотребления правом[53]. Хотя мы полагаем, что действительным основанием преддоговорной ответственности должен выступать закрепленный в п. 3 ст. 10 ГК РФ принцип добросовестности, необходимо согласиться с общим ходом рассуждения автора.

По нашему мнению, на сегодняшний день нет никаких оснований для того, чтобы отвергать общую идею ответственности за всякую преддоговорную вину. Доктринальным основанием для принципа ответственности за culpa in contrahendo следует считать идею добросовестности, в соответствии с которой и с учетом положений ГК РФ касательно ответственности за culpa in contrahendo в ряде отдельных случаев можно признать вступление в переговоры относительно заключения договора юридическим фактом, порождающим преддоговорное обязательственное правоотношение. Ненадлежащее исполнение обязанностей, существующих в рамках правоотношения переговоров, порождает преддоговорную ответственность, то есть обязанность виновного лица компенсировать потерпевшему ущерб, причиненный на стадии заключения договора. Такая модель преддоговорной ответственности, сконструированная по образцу появившейся в германской цивилистической доктрине преддоговорной ответственности договорного вида, может быть включена в российскую систему гражданского права без каких-либо существенных изменений последней.

---

[1] Jhering R.v. Culpa in contrahendo oder Schadensersatz bei nichtigen oder nicht zur Perfektion gelangten Verträgen // Jahrbücher für die Dogmatik des heutigen römischen und deutschen Privatrechts (Jherings Jahrbücher), Bd. 4. 1861. S. 1 — 112.

[2] Именно в таком смысле — как ответственность за вину в переговорах, увенчавшихся заключением недействительного договора, — доктрина culpa in contrahendo была предложена Р. Иерингом и развивалась в работах пандектистов, см.: Dernburg H. Lehrbuch des preußischen Privatrechts und der Privatrechtsnormen des Reichs. Bd. 2: Das Obligationenrecht Preußens und des Reichs und das Urheberrecht. 3., neu bearb. Aufl., Halle, 1882. S. 37 — 39; Ders. Pandekten. Bd. 2: Obligationenrecht. 5. Aufl. Berlin, 1897. S. 28. Anm. 11; Windscheid B. Lehrbuch des Pandektenrechts. 9. Aufl. [Neudr. der Ausg.: Frankfurt/M., 1906]. Bd. 2. Bearbeitet von Th. Kipp. Aalen, 1963. S. 250 — 251. Anm. 5. О содержании доктрины culpa in contrahendo и случаях, с которыми связывалось ее действие в юриспруденции XIX века, см.: Гницевич К.В. Доктрина culpa in contrahendo в немецкой цивилистике второй половины XIX века // Закон. 2007. № 1 (январь). С. 130 — 140.

[3] ALR. I. 5 § 284. Was wegen des bei Erfüllung des Vertrages zu vertretenden Grades der Schuld Rechtens ist, gilt auch für den Fall, wenn einer der Contrahenten bei Abschließung des Vertrages die ihm obliegenden Pflichten vernachlässigt hat. — То, что справедливо (законно) вследствие степени вины, обнаруживаемой при исполнении договора, действует и в случае, если один из контрагентов при заключении договора пренебрег вмененными ему обязанностями (нем.). См.: Koch Chr.Fr. Allgemeines Landrecht für die preußischen Staaten: Unter andeutung der obsoleten oder aufgehobenen Vorschriften und Einschaltung der jungeren noch geltenden Bestimmungen, herausgegeben mit Kommentar in Anmerkungen. Bd. 1. 4. verm. Aufl. Berlin, 1862. S. 324.

[4] Jhering R.v. Culpa in contrahendo. S. 44, 51.

[5] См.: Dernburg H. Lehrbuch des preußischen Privatrechts und der Privatrechtsnormen des Reichs. Bd. 2: Das Obligationenrecht Preußens und des Reichs und das Urheberrecht. 3., neu bearb. Aufl., Halle, 1882. SS. 37 — 38.

[6] Об этом см.: Coing H. German “Pandektistik” in its relationship to the former “Ius Commune” // The American Journal of Comparative Law. N 37(1). 1989. P. 9 – 15.

[7] лат.; в дальнейшем переводы с латинского языка не оговариваются. Цит по: Дигесты Юстиниана / Отв. ред. Л.Л. Кофанов. Т. 3. М., 2003. С. 588 — 589 (Перевод в редакции А.Д. Рудокваса).

[8] Перевод А.Д. Рудокваса. Ср. с пер.: Институции Юстиниана / Под. ред. Л.Л. Кофанова, В.А. Томсинова. М., 1998. С. 268 — 269.

[9] Цит по: Дигесты. Т. 2. М., 2002. С. 598 — 589 (Перевод приведен с уточнениями).

[10] Цит. по: Дигесты. Т. 3. С. 622 — 623 (Перевод в редакции А.Д. Рудокваса).

[11] Jhering R.v. Culpa in contrahendo. S. 32. См. также: Jhering R.v. Culpa in contrahendo. S. 29. Необходимо отметить, что, в отличие от точки зрения римских юристов, рассматривавших сделки, совершенные под влиянием заблуждения, как оспоримые (об этом см.: Покровский И.А. История римского права (по изд. 1917 г.). М.: Статут, 2004. С. 402), в работах германских пандектистов получило распространение представление, согласно которому такие сделки необходимо квалифицировать как ничтожные в связи с тем, что заблуждение, имевшее место при их совершении, поражает волю лица, тогда как в отсутствие воли к совершению сделки (Geschäftswille) говорить о самой сделке, хотя бы и оспоримой, не приходится. См., напр.: Dernburg H. Pandecten. Bd. 1: Allgemeiner Theil und Sachenrecht. 5. Aufl. Berlin, 1896. S. 237.

[12] Schanze E. Culpa in contrahendo bei Jhering // Ius commune. Veröffentlichungen des Max-Planck-Instituts für Europäische Rechtsgeschichte. Frankfurt am Main. Bd. VII. 1978. S. 339.

[13] Jhering R.v. Culpa in contrahendo. SS. 44, 56.

[14] См.: Jhering R.v. Culpa in contrahendo. SS. 57, 58, 45. О недействительности сделки вследствие неспособности субъекта к ее совершению см.: Jhering R.v. Culpa in contrahendo. SS. 57 — 62.

[15] О недействительности договора ввиду невозможности его исполнения см.: Jhering R.v. Culpa in contrahendo. SS. 63 — 71.

[16] О недействительности сделки из-за недостоверности воли см.: Jhering R.v. Culpa in contrahendo. SS. 71 — 106.

[17] Jhering R.v. Culpa in contrahendo. SS. 16, 19, 29. О понятии негативного интереса см.: Giaro T. Culpa in contrahendo: eine Geschichte der Wiederentdeckungen // Rechtsprechung: Materialen und Studien. Bd. 14. Das Bürgerliche Gesetzbuch und seine Richter: Zur Reaktion der Rechtsprechung auf die Kodifikation des deutschen Privatrechts (1896–1914). Hrsg. v. U. Falk, H. Mohnhaupt. Frankfurt/M., 2000. S. 116; Choe Byoung Jo. Culpa in contrahendo bei Rudolph von Ihering. Göttingen. 1988. S. 88 — 109, 199 — 201. Понятие негативного интереса решительно отвергал Отто Бэр: Bähr O. Über Irrungen im Contrahiren // Jherings Jahrbücher. Bd. 14. N.F. Bd. 2., 1875. S. 422.

[18] См., напр.: Mommsen Fr. Erörterungen aus dem Obligationenrecht. Bd. 2: Über die Haftung der Contrahenten bei der Abschließung von Schuldverträgen. Braunschweig, 1879. S. 43. Необходимо, правда, отметить, что некоторые авторы, в частности Карл Адольф Вангеров, безоговорочно приняли как саму доктрину Р. Иеринга, так и ее догматическое обоснование, см.: Vangerow K.A.v. Lehrbuch der Pandekten. 7. Aufl. Bd. 1. Marburg, Leipzig, 1863. S. 165 – 166. § 109 (Anm.). См. также: Pernice A. Kritische Beiträge zur Lehre von den Rechtsgeschäften (Erster Beitrag) // Zeitschrift für das gesammte Handelsrecht. Bd. 25. Erlangen, 1880. S. 119 – 141. Альфред Пернице, однако, указывал, что иск о возмещении вреда никак не связан с виной контрагента, а возмещение вреда в данном случае представляет собой "штраф за то, что сделавший заявление не сдержал своего слова, хотя адресат заявления надеялся на него" (см.: Pernice A. Kritische Beiträge. S. 120). См. также: Kohler J. Ueber den Willen im Privatrecht // Jherings Jahrbücher. Bd. 28. N.F. Bd. 16. Jena, 1889. S. 226 f.; Koeppen A. Der obligatorische Vertrag unter Abwesenden // Jherings Jahrbücher. Bd. 11. Jena, 1871. S. 300 – 307; Kühn E. Ueber Vertragschluß unter Abwesenden // Jherings Jahrbücher. Bd. 16. N.F. Bd. 4. Jena, 1878. S. 58 — 68; Wächter K.G.v. Pandekten. Bd. 2: Besonderer Theil: 1. Sachenrecht. 2. Obligationenrecht. 3. Familienrecht. 4. Erbrecht. Leipzig, 1880. S. 358 – 359.

[19] См.: Dernburg H. Pandekten. Bd. 2: Obligationenrecht. 5. Aufl. Berlin, 1897. S. 28. Anm. 11; Windscheid B. Lehrbuch des Pandektenrechts. 9. Aufl. [Neudr. der Ausg.: Frankfurt/M., 1906]. Bd. 2. Bearbeitet von Th. Kipp. Aalen, 1963. S. 250 — 251. Anm. 5. См. также: Thöl H. Das Handelsrecht. 6., verm. Ausl. Bd. 1. Leipzig, 1879. S. 734; Goldschmidt L. Dr. Ferdinand Regelsberger, Professor der Rechte an der Hochschule Zürich. Civilrechtliche Erörterungen. Erstes Heft. VIII u. 235 S. 8. Wien 1868. H. Böhlau // Zeitschrift für das gesammte Handelsrecht. Bd. 13. Erlangen, 1869. S. 335.

[20] См., напр.: Giaro T. Culpa in contrahendo. S. 118 — 122. Формирование такой судебной практики признает и О. Бэр, подвергший концепцию Р. Иеринга резкой критике, см.: Bähr O. Über Irrungen im Contrahiren. S. 396, Bähr O. Urteile des Reichsgerichts mit Besprechungen. München, 1883. S. 4 – 14.

[21] Motive zu dem Entwurfe eines Bürgerlichen Gesetzbuches für das Deutsche Reich. Bd. I: Allgemeiner Theil. Berlin und Leipzig, 1888. S. 195. См. также: Giaro T. Culpa in contrahendo. S. 122; Leonhard F. Die Haftung des Verkäufers für sein Verschulden beim Vertragsschluße. Göttingen, 1896. S. 94 f.; Ders. Verschulden beim Vertragsschluße. Berlin, 1910. S. 2. Анализ материалов, использованных при составлении BGB, см.: Nickel C. Die Rechtsfolgen der culpa in contrahendo. S. 53 — 60.

[22] § 122. Обязанность оспаривающего волеизъявление возместить вред. (1) Если волеизъявление ничтожно в соответствии с § 118 [волеизъявление, сделанное в отсутствие серьезности] или оспоримо в соответствии с § 119 [оспоримость вследствие заблуждения], 120 [оспоримость вследствие неправильной передачи], то сделавший заявление обязан возместить вред, причиненный тому, кому было адресовано заявление, либо любому третьему лицу тем, что эти лица доверяли действительности заявления, но не сверх размера интереса, который эти лица имеют в действительности заявления. (2) Обязанность возмещения вреда не возникает, если потерпевшему были известны основания ничтожности или оспоримости либо если он не знал о них вследствие неосторожности (должен был знать).

[23] § 307. (1) Тот, кто при заключении договора, который предполагает невозможное исполнение, знал или должен был знать о невозможности его исполнения, обязан возместить вред, который другая сторона терпит вследствие того, что доверяла действительности договора, но не сверх размера интереса, который другая сторона имеет при действительности договора. Обязанность возмещения вреда не возникает, если другая сторона знала или должна была знать о невозможности исполнения договора. (2) Данные предписания находят соответствующее применение, если исполнение невозможно лишь частично и договор действителен в отношении возможной части исполнения или если невозможен один из нескольких определяемых по выбору стороны предусмотренных договором способов его исполнения.

[24] § 309. Если договор нарушает установленный законом запрет, то применяются положения §§ 307 и 308 [описывает случаи, когда невозможность исполнения не влияет на действительность договора].

[25] § 179. Ответственность представителя без полномочий. (1) Тот, кто заключил договор в качестве представителя, обязан, если он не может доказать свои полномочия, по выбору другой стороны исполнить договор либо возместить вред, если представляемый отказывает в одобрении договора. (2) Если представитель не знал об отсутствии полномочий, он обязан лишь возместить вред, который терпит другая сторона вследствие доверия к его уполномоченности, но не свыше размера интереса, который другая сторона имела к действительности договора. (3) Представитель не несет ответственности, если другая сторона знала или должна была знать об отсутствии у него полномочий. Представитель также освобождается от ответственности, если он ограничен в дееспособности, разве только он действовал с согласия своего законного представителя.

[26] Об этом см.: Giaro T. Culpa in contrahendo. S. 126 — 127; Hildebrandt H. Erklärungshaftung, ein Beitrag zum System des bürgerlichen Rechts. Berlin und Leipzig, 1931. S. 52, 121 — 122; Picker E. Positive Forderungsverletzung und culpa in contrahendo – Zur Problematik der Haftungen "zwischen" Vertrag und Delikt // Archiv für die civilistische Praxis. 1983. Bd. 183. S. 453.

[27] Leonhard F. Verschulden beim Vertragsschluße. Berlin, 1910.

[28] § 276 BGB. Schadensersatz für Verschulden beim Abschluß von Verträgen // Juristische Wochenschrift. 1912. № 14. Berlin, 15.06.1912. S. 743 – 744. Nr. 5. См. также: Bohrer M. Die Haftung des Dispositionsgaranten. Ein Beitrag zur Lehre von der negativen Vertrauenshaftung. Ebelsbach, 1980. S. 107; Giaro T. Culpa in contrahendo. S. 138.

[29] См.: Giaro T. Culpa in contrahendo. S. 139.

[30] См.: Zimmermann R. Roman law, Contemporary law, European law. The Civilian Tradition Today. New York. 2-nd ed. 2004. P. 59 — 60.

[31] См.: Haftet der Inhaber eines Warenhauses für das Verschulden seines Angestellten, der einen Kauflustigen beim Vorlegen von Waren körperlich verletzt? // RGZ. 1911. Bd. 78. S. 239 – 241. Nr. 52.

[32] BGB §§ 276, 282; ZPO § 282 (Haftung bei Unfällen in Warenhäusern; Beweislast) // Neue Juristische Wochenschrift. 11.01.1962. 1962. Heft 1/2. S. 31 — 32. Nr. 3.

[33] Bohrer M. Die Haftung des Dispositionsgaranten. S. 118 — 148, 239 — 258; Giaro T. Culpa in contrahendo. S. 140 — 149; Cabjolsky H.J. Entwicklung und heutiger Stand der Lehre von der Haftung für Verschulden beim Vertragsschluß. Freiburg, 1933. S. 23 — 24; Kinze. W. Verschulden bei den Vertragsverhandlungen und positive Vertragsverletzung. Zeulenroda, 1936. S. 26; Küpper W. Das Scheitern von Vertragsverhandlungen als Fallgruppe der culpa in contrahendo. Berlin, 1988. S. 25.

[34] § 311. Обязательственные правоотношения, основанные на сделках, и им подобные. (1) Для возникновения обязательственного правоотношения посредством юридической сделки, а также для изменения содержания обязательственного правоотношения необходим договор между заинтересованными лицами, насколько законом не предусмотрено иное. (2) Обязательственное правоотношение с обязанностями, предусмотренными абзацем 2 § 241, возникает также вследствие: 1. вступления в переговоры о заключении договора…

[35] См.: Zimmermann R. The New German Law of Obligations: Historical and Comparative Perspectives. New York, 2005. P. 3 – 4; Nickel C. Die Rechtsfolgen der culpa in contrahendo. Berlin, 2004. S. 69 — 234.

[36] См.: Haupt G. Über faktische Vertragsverhältnisse. Leipzig, 1943. S. 6; Dölle H. Aussergesetzliche Schuldpflichten // Zeitschrift für die gesamte Staatswisenschaft. 1943. Bd. 103. S. 67 — 102; Ballerstedt K. Zur Haftung für culpa in contrahendo bei Geschäftsabschluß durch Stellvertreter // Archiv für die civilistische Praxis. 1950/1951. Bd. 151. S. 507 — 508, 528; Larenz K. Culpa in contrahendo, Verkehrssicherungspflicht und "sozialer Kontakt" // Monatsschrift für deutsches Recht. 8. Jahrgang. 1954. Heft 9. S. 515 — 518.

[37] Nirk R. Rechtsvergleichendes zur Haftung für culpa in contrahendo. S. 315 — 317, 344 — 348; Heldrich K. Das Verschulden beim Vertragsabschluss im klassischen römischen Recht und in der späteren Rechtsentwicklung. Leipzig, 1924. Faks.-T.: Leipzig, 1970. S. 44 — 46.

[38] Nirk R. Rechtsvergleichendes zur Haftung für culpa in contrahendo. S. 319 — 321, 344 — 348.

[39] Saleilles R. Étude sur la théorie générale de l'obligation d'après le premier projet de Code civil pour l'Empire allemand. 3 éd, nouv. tir. Paris, 1925. P. 164 — 168, 176 — 178. См. также: Heldrich K. Das Verschulden beim Vertragsabschluss. S. 41 — 44; Nirk R. Rechtsvergleichendes zur Haftung für culpa in contrahendo. S. 323 — 326, 341, 348 — 349; Schwarz A.B. Das Schweizerische Zivilgesetzbuch in der ausländischen Rechtsentwicklung. Zürich, 1950. S. 7.

[40] Nirk R. Rechtsvergleichendes zur Haftung für culpa in contrahendo. S. 321 — 322, 348.

[41] Rabello A.M. Culpa in Contrahendo: Pre-contractual Liability in the Italian Legal System // Aequitas and Equity / Ed. by A.M. Rabello. Jerusalem, 1997. P. 463 — 509. См. также: Spiro K. Vertragsabschluß und Vertrauensschutz im neuen italienischen Zivilgesetzbuch: Ein rechtsvergleichender Streifzug // Festgabe zum siebzigsten Geburtstag von Erwin Ruck / Hrsg. v. der Juristischen Fakultät der Universität Basel. Basel, 1952. S. 151 – 172; Nirk R. Rechtsvergleichendes zur Haftung für culpa in contrahendo. S. 326, 348. Anm. 2.

[42] См., напр.: Дегтярев С.Л. Возмещение убытков в гражданском и арбитражном процессе: Учебно-практическое пособие. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Волтерс Клувер, 2003. С. 59 — 60; Кияшко В.А. Правовые последствия признания договора незаключенным (сделки несостоявшейся) // Право и экономика. 2003. № 9. С. 83; Комаров А.С. Ответственность в коммерческом обороте. М., 1991. С. 46 — 57; Садиков О.Н. Недействительные и несостоявшиеся сделки // Юридический мир. 2000. № 6. С. 9 — 10; Тузов Д.О. Концепция "несуществования" в теории юридической сделки. Томск: "Пеленг", 2006. С. 82; Он же. О понятии "несуществующей" сделки в российском гражданском праве // Вестник ВАС РФ. 2006. № 10. С. 18. Упоминания о преддоговорной ответственности встречаются в комментариях Гражданского кодекса РФ, см.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации; [Авилов Г.Е. и др.]; Рук. авт. коллектива и отв. ред. О.Н. Садиков. — 3-е изд., испр. и доп., с использованием судеб.-арбитраж. практики. М., 2005. С. 977 (комментарий к ст. 432 ГК РФ, автор комментария — О.Н. Садиков); Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть вторая (постатейный) / Е.Ю. Валявина [и др.]; под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М.: ТК Велби, Издательство «Проспект», 2005. С. 82 (комментарий к ст. 507 ГК РФ, автор комментария — И.В. Елисеев).

[43] Такого же мнения придерживаются К.Д. Овчинникова и А.Н. Кучер, см.: Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. № 3. С. 8 — 15, № 4. С. 29 — 36. См.: № 4. С. 34; Кучер А.Н. Ответственность за недобросовестное поведение при заключении договора // Законодательство. 2002. № 10. С. 23.

[44] К.Д. Овчинникова, правда, полагает, что закон ограничивает размер убытков, подлежащих возмещению в этом случае, реальным ущербом., см.: Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. № 4. С. 33. См. также: Кучер А.Н. Ответственность. С. 23.

[45] См.: Кучер А.Н. Ответственность. С. 23; Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. № 4. С. 33; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. С. 82 (автор комментария — И.В. Елисеев).

[46] С такой квалификацией положений данной статьи согласна К.Д. Овчинникова, см.: Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. № 4. С. 34.

[47] К.Д. Овчинникова относит к случаям ответственности за вину при заключении договора аренды ст. 613, подп. 2 абзаца 1 ст. 620 ГК РФ (см.: Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. № 4. С. 34). Вряд ли, впрочем, можно назвать право арендатора на досрочное расторжение договора, предусмотренное ст. 620 ГК РФ, санкцией за нарушение преддоговорных обязанностей.

[48] За квалификацию ст. 693 и ст. 694 ГК РФ как оснований преддоговорной ответственности высказывается и К.Д. Овчинникова, см.: Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. № 4. С. 34.

[49] См., напр.: Кучер А.Н. Ответственность. С. 23 — 24; Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность. № 4. С. 32.

[50] См.: Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. № 4. С. 33 — 35; Кучер А.Н. Ответственность. С. 19.

[51] См.: Покровский И.А. История римского права (по изд. 1917 г.). М.: Статут, 2004. С. 445 — 446.

[52] Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. № 4. С. 33 — 34. Из этих норм А.Н. Кучер относит к случаям culpa in contrahendo только ст. 177 ГК РФ, не называя при этом причины, по которым остальные положения Кодекса, содержащие идентичные правила, не могут быть причислены к категории преддоговорной ответственности, см: Кучер А.Н. Ответственность. С. 23.

[53] Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Под. ред. О.Н. Садикова. С. 977.