Seconda-pagina-giusta[ISSN 1825-0300]

 

Ius-Antiquum-Древнее-право-20-2007

 

 

К.М.А.РИНОЛЬФИ*

 

ПЛЕБС, ВЕЛИКИЙ ПОНТИФИК, ПЛЕБЕЙСКИЕ ТРИБУНЫ: ПО ПОВОДУ LIV. III. 54. 5-14**

 

 

1. Введение: Liv. 3.54.5-14 и восстановление плебейского трибуната. - 2. Вероятные трудности при возобновлении плебейского трибуната. - 3. Основания решения понтифика: а) понтификальная защита sacra и интеграция плебса, б) возможность замены великим понтификом другого лица? - 4. Silentium. - 5. Заключение.

 

 

1. Введение: Liv. 3.54.5-14 и восстановление плебейского трибуната

 

После изложения драматической истории падения децимвирата[1], произошедшего из-за двух преступлений, совершенных belli domique[2], Тит Ливий[3] приступает к описанию восстановления res publica. Фактически, деятельность магистратур к тому времени была приостановлена, как свидетельствует тот же Ливий, говоря о переходе консульского империя к децемвирам[4]. Цицерон же  рассказывает об отречении от империя не только консулов, но и плебейских трибунов[5], а Помпоний в фрагменте своего Enchiridion, сохранившемся в Дигестах, упоминает о приостановке деятельности всех магистратур[6].

Согласно Ливию, конец децемвиральной власти был санкционирован сенатусконсультом:

 

Liv. 3.54.5-14: [5] Factum senatus consultum, ut decemviri se primo quoque tempore magistratu abdicarent, Q. Furius pontifex maximus tribunos plebis crearet, et ne cui fraudi esset secessio militum plebisque. [6] His senatus consultis perfectis dimisso senatu decemviri prodeunt in contionem abdicantque se magistratu ingenti hominum laetitia. [7] Nuntiantur haec plebi. Legatos quidquid in urbe hominum supererat prosequitur. Huic multitudini laeta alia turba ex castris occurrit. Congratulantur libertatem concordiamque civitati restitutam. [8] Legati pro contione: ‘Quod bonum, faustum felixque sit vobis reique publicae, redite in patriam ad penates, coniuges liberosque vestros; sed, qua hic modestia fuistis, ubi nullius ager in tot rerum usu necessario tantae multitudini est violatus, eam modestiam ferte in urbem! In Aventinum ite, unde profecti estis! [9] Ibi felici loco, ubi prima initia inchoastis libertatis vestrae, tribunos plebi creabitis. Praesto erit pontifex maximus, qui comitia habeat’. [10] Ingens adsensus alacritasque cuncta adprobantium fuit. Convellunt inde signa profectique Romam certant cum obviis gaudio. Armati per urbem silentio in Aventinum perveniunt. [11] Ibi extemplo pontifice maximo comitia habente tribunos plebis creaverunt, omnium primum L. Verginium, inde L. Icilium et P. Numitorium, avunculum Vergini, [12] auctores secessionis, tum C. Sicinium, progeniem eius, quem primum tribunum plebis creatum in Sacro monte proditum memoriae est, et M. Duillium, qui tribunatum insignem ante decemviros creatos gesserat nec in decemviralibus certaminibus plebi defuerat. [13] Spe deinde magis quam meritis electi M. Titinius, M. Pomponius, C. Apronius, Ap. Villius, C. Oppius. [14] Tribunatu inito L. Icilius extemplo plebem rogavit, et plebs scivit, ne cui fraudi esset secessio ab decemviris facta.

 

Распоряжение сената предполагало роспуск децемвиров, предписывало великому понтифику Квинту Фурию устроить выборы плебейских трибунов[7] и запрещало какие бы то ни было репрессивные меры в ответ на сецессию войска и плебса[8], произошедшую во время восстания[9], которое было вызвано унижением и гибелью Виргинии[10].

Рассматриваемый сенатусконсульт является плодом соглашения двух сословий, как явствует из предыдущей главы 53, где описаны переговоры между patres и plebs[11]. Согласно Ливию, Л. Ицилий Руга, представлявший плебеев, передал их требования представителям сенаторов, будущим консулам Л. Валерию Потиту и М. Горацию Барбату, «людям с почтенной родословной»[12]. Со своей стороны, сенат хотел обуздать ярость толпы, желавшей сжечь децемвиров живьем. Тех самых децемвиров под предводительством Аппия Клавдия[13], чье руководство было так горячо одобрено плебсом в момент учреждения децемвирата[14].

Решение сената было принято после того, как Валерий и Гораций сообщили о требованиях плебса и, как расказывает Ливий, не вызвало возражений со стороны децемвиров, исключая Аппия Клавдия[15]. Так, по словам Ливия, concordiamque civitati restitutam[16].

Таким образом, историк сообщает, что выборы трибунов были результатом  собрания сената. Сенатские послы, которые должны были сообщить о решении сенатов плебса, отправились на Священную гору, где был разбит лагерь плебеев, в сопровождении плебеев, остававшихся  Городе. Эта толпа по дороге встретилась с другой толпой плебеев (laeta), выдвинувшейся из лагеря. Встретившись с такой contio, сенатские послы предложили плебеям следовать на Авентин для выборов плебейских трибунов. Так что плебеи, сняв значки с Mons Sacer, прошли через весь город на Авентин[17], где находился великий понтифик, который, председательствуя на concilia, был уполномочен провести выборы трибунов: действие большой политической значимости, в которое неожиданно был вовлечен великий понтифик, в противовес второй сецессии плебеев.

Рассказ Ливия, который проясняет некоторые вопросы, не является единственным описанием данного эпизода: его описывает еще один, восходящий к Цицерону, источник, который расходится с Ливием всего в нескольких пунктах:

 

Ascon., in Cornel., 68 s. Kiessling et Schoell: Reliqua pars huius loci, quae | pertinet ad secundam constitutionem tribunorum et decemvirorum finitum imperium, et breviter et aperte ab ipso dicitur. Nomina sola non adicit, quis ille ex decemviris fuerit qui contra libertatem vindicias dederit, et quis ille pater contra cuius filiam id decrevit; scilicet quod notissimum est decemvirum illum Appium Claudium fuisse, patrem autem virginis L. Verginium. Unum hoc tantummodo explicandum, quo loco primum de secunda secessione plebis, dehinc concordia facta, sic dicit: Tum interposita fide per tres legatos amplissimos viros Romam armati revertuntur. In Aventino consederunt; inde armati in Capitolium venerunt; decem tr. pl. <per> pontificem, quod magistratus nullus erat, creaverunt. Legati tres quorum nomina non ponit hi fuerunt: Sp. Tarpeius, C. Iulius, P. Sulpicius, omnes consulares; pontifex max. fuit M. Papirius.

 

Очевидна различная идентификация великого понтифика. Ливий называет имя Квинта Фурия, в то время как Асконий – Марка Папирия[18]. Некоторые современные авторы считают более вероятным имя Марка Папирия, так как praenomen Квинт не было обычным в роду Фуриев[19]. При внимательном рассмотрении текста Ливия и других литературных источников можно заметить, что «Квинт» в этом роду упоминается только один раз (Liv. 3.54.5)[20], хотя это обстоятельство не может служить решающим аргументом.

Помпоний, напротив, не упоминает о выборах плебейских трибунов, он останавливается в своем повествовании на случае с Виргинией. И все-таки в Enchiridion находятся отголоски, хотя и слабые, некоего удаления городского плебса на Авентин, куда легионы, первоначально стоявшие на Альгиде[21], оставив вождей, перенесли свои заначки.

 

 

2.  Вероятные трудности при возобновлении плебейского трибуната

 

Что касается необходимости подобного мероприятия, следует подчеркнуть, что creatio консулов, упомянутая  Ливием в следующей главе[22], происходила с помощью интеррекса, и нет упоминания о том, чтобы для такого назначения существовало какое-нибудь распоряжение в тексте сенатусконсульта. Фактически, в течение периода, когда конституция римской республики не была еще чем-то устоявшимся, и когда сама республика представляла собой арену ожесточенной политической борьбы, для решений по вопросу магистратур использовался древний институт междуцарствия, interregnum, позволявший патрицианским членам сената creatio высших магистратов[23], поскольку auspicia ad patres redeunt[24]. А значит, автоматически, в отсутствие магистратов, обличенных империем, без всякого сенатусконсульта patres собирались для назначения интеррекса[25].

То, что для creatio консулов была применена обычная, существующая в конституционной практике процедура междуцарствия, в то время как для выборов плебейских магистратов оказалась необходимой процедура экстраординарная, может свидетельствовать о некоторых затруднениях при выборах в concilia plebis. На самом деле не хватало действующего плебейского трибуна (учитывая приостановку этой магистратуры с момента начала децимвирата), который мог бы созвать собрание плебса и председательствовать на нем. Не было также и прецедента, позволявшего выйти из подобной ситуации, опираясь на традицию. И наконец, «укрепление власти трибунов основывалось на обычае, - пишет Де Мартино, - и их полномочия были закреплены только развитием норм, установившихся в предыдущую эпоху»[26].

 

 

3. Основания решения понтифика: а) понтификальная защита sacra и интеграция плебса

 

Первый вопрос, возникающий после прочтения рассказа Ливия, связан с достоверностью свидетельства о председательстве великого понтифика на concilia plebis (хотя Ливий говорит о comitia)[27]. Ведь разнообразные источники утверждают, что в собрания плебеев не допускались представители патрицианских родов, и тем более председательствовали на них всегда плебейские магистраты[28]. Так что указание на единственное в своем роде отступление от обычной процедуры и введение в нее великого понтифика может показаться довольно странным. Среди исследователей есть такие – например, Де Мартино – кто отрицает достоверность этого свидетельства, видя в нем выдумку анналистов[29].

Напротив, Буше-Леклерк считает, что сенатусконсульт «в условиях отсутствия магистратов естественным образом передал инициативу в руки великого понтифика»[30]. Чтобы лучше оценить слова великого французского ученого, следует разобраться, в чем состояла эта «естественность» выбора понтифика в системе римской конституции. В ином случае, если бы это известие было выдумкой, следовало бы задаться вопросом, почему анналисты прибегли к столь экстраординарной мере, ведь учитывая оппозиционную силу плебса, он мог просто выбрать трибунов односторонним актом. И наконец, если следовать традиции, плебейские трибуны были конституционно признаны как раз после описанной истории: в lex Valeria Horatia, выдвинутом первыми после децемвирата консулами, торжественно признаются полномочия трибунов, так что следует говорить не о «революционном» выборе, а о стремлении определенного сословия приобрести больший политический вес в civitas[31].

Это открытость к диалогу вытекает из описанных Ливием переговором между плебеями и сенатскими представителями. Из речи Ицилия явствует, что плебс возлагал свои надежды in aequitate rerum plus quam in armis[32].

Достоверность свидетельства Ливия о том, что сенаторы выбрали великого понтифика[33] для председательства на concilia plebis, как кажется, подтверждается некоторыми данными традиции.

Прежде всего, этот выбор, наделяющий высшего представителя коллегии понтификов полномочиями в публично-правовой сфере, вполне согласуется со спецификой римской юридико-религиозной системы[34], в которой жрецы рассматривались как неотъемлемая часть конституционного устройства. Концепцию о том, что жрецы представляют собой активную часть государственного устройства, можно найти в систематике Ульпиана. В одном из фрагментов первой книги своих Институций этот юрист говорит о трехчастной структуре римского публичного права: Publicum ius in sacris in sacerdotibus, in magistratibus consistit[35].

Кроме того, вероятно, что великий понтифик, которого вест определяет как iudex atque arbiter … rerum divinarum humanarumque[36], мог рассматриваться, как занимающий положение super partes, «над схваткой»[37]. Наконец, решение сената с указанием плебсу собраться на Авентине[38] для проведения выборов трибунов под председательством великого понтифика, сообщенное плебсу сенатскими послами, было принято плебеями с большой радостью, и Ливий не упоминает о каких-нибудь разногласиях среди них по этому вопросу. И все-таки невозможно избежать сомнений в связи с тем, что понтифик по необходимости должен был иметь патрицианское происхождение, и только в 300 г. до н.э. согласно плебесциту Огульния[39] плебеи были допущены к понтификату, а первый плебейский великий понтифик Тиберий Корунканий был избран только в 254 г. до н.э.[40]

Кроме того, кажется совершенно нормальной ситуация, когда понтифик занимал одновременно и курульную должность[41]. Возможность исполнять вместе с жреческими вместе с тем и магистратские обязанности, и таким образом охранять civitas вдвойне – и в качестве жреца, и в качестве магистрата – была вполне обычным делом. Тот же Ливий, описывая избрание в великие понтифики П. Лициния Красса, подчеркивает исключительность случаев, когда в понтифики избирались лица, не занимавшие до того курульных должностей[42].

Во-вторых, следует подчеркнуть существование еще одного пункта соприкосновения между плебейским трибунатом и коллегией понтификов: плебейские трибуны находились под защитой определенного религиозного института[43]. Фактически основание могущества плебейских трибунов заложено в leges sacratae[44].

Различны научные позиции тех, кто стремится отыскать основания трибунских полномочий во всем комплексе источников, а не в одном свидетельстве[45].

Развернутый анализ состояния вопроса можно найти у Дж. Лобрано[46], который более других обращает внимание на sacrosanctitas, рассматривая ее как основание власти трибунов, в то время как власть патрицианских магистратов основывалась на праве ауспиций[47]. Несмотря на это различие, база у них одна – «юридическо-религиозная система», и, следовательно, само различие нельзя трактовать как антитезу, противопоставление этих видов власти, а скорее как «противопоставление специализаций в одном и том же религиозно-юридическом поле: sacer-sanctus и augurium-auspicium»[48].

Это базовое значение sacrosanctitas отмечено также и Ф.Сини[49], подвергшего анализу ряд источников, в которые находятся определенные юридические рассуждения по поводу плебейского трибуната. У Ливия (3.55.6-12) упоминаются различные позиции юристов по вопросу интерпретации lex Valeria Horatia de tribunicia potestate, а именно, «из сентенций iuris interpretes, приводимых Ливием, видно не только то, что проблема юридической квалификации tribunicia potestas заключалась, в основном, в вопросе о sacrosanctitas, но и то, что собственно sacrosanctitas, основанная на vetus ius iurandum plebis 494 г. до н.э., а не на ззаконе 449 г. до н.э., и определяла место трибуната в римской юридико-религиозной системе»[50].

Это основание было закреплено и подтверждено законом lex de tribunicia potestate 449 г. до н.э.[51], который, вероятно, сохрарнял оригинальные слова плебейского постановления[52], поскольку Ливий сообщает, что в то время leges sacratae были уже почти забыты. В изложении Ливия к тому же подчеркивается связь между сакральным законом о трибунской неприкосновенности с sacra, ведь с возобновлением трибунской неприкосновенности возобновлялись также и некоторые сакральные церемонии, не выполнявшиеся в течение некоторого времени[53].

Таким образом, неприкосновенность трибунов, основанная на lex de tribunicia potestate, пользовалась юридико-религиозной защитой, на основании которой каждый, кто посягал на личную неприкосновенность трибунов, объявлялся sacer Юпитеру, а его имущество посвящалось Церере[54], Либеру и Либере[55].

По поводу оригинального происхождения этого указания в рассматриваемом законе о божестве, которому был предан плебс, в науке существуют разные мнения. Ж. Байе считает, что посвящение головы виновного Юпитеру было традиционной формулой, к которой было прибавлено посвящение его имущества плебейской триаде, прибавлено вследствие «подлинного соглашения между обеими частями римского общества, что Юпитер – бог патрициев так же, как Церера – божество плебеев. Между тем не стоит забывать, что именно Юпитеру плебс посвятил Священную Гору, когда покинул ее после первой сецессии, вернувшись в Рим»[56]. Идея Байе о том, что изначально в lex sacrata присутствовало только посвящение виновного Юпитеру, видимо, подтверждается тем, что у Феста нет упоминания плебейских божеств[57].

Согласно С. Тондо, напротив, в lex de tribunicia potestate изначальное посвящение виновного Церере было заменено на посвящение Юпитеру, так как этот закон «должен был стать выражением политики объединения, и был призван реализовать, учитывая структуру общества, большую интеграцию плебейских институтов»[58].

Наконец, часть исследователей подчеркивает исключительность посвящения Церере в плебейских актах. В частности, Г. Виссова пишет, что закон о разводе, приписываемый Ромулу и содержащийся у Плутарха (Plut., Rom. 22.3) (где говорится о посвящении части имущества виновного Деметре) – это поздняя инновация, которая копирует плебейские leges sacratae[59]. Б. Перрен утверждает, что упоминание при наказании преступления Цереры, воспринимаемой как обиженная сторона, не было изначальным. Фактически, посвящение санкций этой богине, в котором видно влияние плебса, висывается в картину борьбы сословий. Другие гипотезы, подкрепленные источниками, предусматривающие посвящение личности или имущества виновного Церере, по его мнению, следствие позднейшего смешния этой богини с патрицианскими божествами[60].

Таким образом, учитывая связь между трибунской неприкосновенностью и юридико-религиозной защитой, никто лучше великого понтифика, которому источники уделяют главные полномочия в сфере sacra[61], не подходил на роль председательствующего при creatio магистратов, чья власть брала своим истоком религию[62]. Наконец, у Феста в глоссе Sacer Mons[63] говорится, что это было место сецессии плебеев, которая привела к выборам плебейских трибунов, защищенных с помощью lex tribunicia. Таким способом Фест объясняет ситуацию с homo sacer и безнаказанность его убийцы, безнаказанность, основанную на предписании lex tribunicia, согласно которому si quis eum, qui eo plebei scito sacer sit, occiderit, parricida ne sit[64].

Два явления – leges sacratae и компетенция понтифика в области sacra[65] –  явно близки друг другу.

Упоминание Юпитера в сакральных законах говорит об исключительном значении fides[66]. Но здесь можно было бы найти и другое концептуальное значение. Речь идет о значении политическом. Обращение к Юпитеру следует понять как подтверждение желания плебеев добиться политической роли в составе civitas[67]. Политическое значение важнейшего римского божества[68] выражается в его наименовании Optimus Maximus[69] и проявляется в культе Юпитера Капитолийского, чей храм на Капитолии был освящен буквально в первый год Республики[70] консулом и великим понтификом Горацием Пульвиллом[71].

Итак, Юпитер участвовал в основании Рима и одобрил рождение новой civitas[72] и ее рост с помощью ауспиций, политико-религиозного инструмента правительства res publica, который находился в руках патрициев. Следовательно, Юпитер был выражением и отражением высшей власти римского народа[73]. Посвятить Юпитеру того, кто совершил насилие над трибунами, в глазах плебеев значило подтвердить собственное участие и присутствие в составе civitas и свое желание интегрироваться с ней и с ее институтами[74].

Наконец, Ливий сообщает, что в 448 г. до н.э. делегация латинов и герников приподнесла в дар Юпитеру Величайшему золотую корону, чтобы отблагодарить его за установившуюся concordia между патрициями и плебеями[75]. Этот рассказ мог бы стать еще одной демонстрацией того, что, по мнению древних, именно Юпитер был deus ex machina в сложных делах civitas, а значит, в равновесии между двумя сословиями. Согласно древнему мнению, Юпитер был тем богом, который выразил свое желание поддерживать Рим и участвовать в его vita[76], а кроме того, как яствует из этого эпизода, божеством, имеющим отношение к преодолению противоречий между двумя сословиями.

Чтобы оценить это положение Юпитера, можно вспомнить, что такое политическое значение проявляется в наборе традиционных пунктов, избранных плебеями как места своих сходок во время волнений. Это те места, которые на протяжении всего существования Республики, будучи связанными с самыми древними эпизодами борьбы между двумя сословиями, постоянно использовались пропагандой[77].

Что касается места первой сецессии, среди источников нет единодушия. Они колеблются в выборе между Авентином и Священной горой, к тому же есть и упоминание Crustumerium[78], который некоторые отождествляют со Священной горой[79]. Эта разноголосица в источниках достаточно давняя, как следует из того же Ливия, который сначала приводит наиболее распространенную точку зрения:

 

Liv. 2.32.2: Et primo agitatum dicitur de consulum caede, ut solverentur sacramento; doctos deinde nullam scelere religionem exsolvi, Sicinio quodam auctore iniussu consulum in Sacrum montem secessisse,

 

а в следующем параграфе упоминает, что ea frequentior fama est quam, cuius Piso auctor est, in Aventinum secessionem factam esse[80].

Исследователем, наиболее последовательно защищающим точку зрения, что именно Авентин был конечным пунктом первого возмущения плебеев, является А. Гварино: «то, что плебеи ушли скорее на Авентин, чем на более далекую Священную гору, можно утверждать почти наверняка. Не последним мотивом возникновения Священной горы в традиционных рассказах была необходимость объяснения самого названия 'священных законов'»[81]. Тем не менее, большинство ученых называют Священную гору местом первой сецессии плебеев[82].

Священная гора, изначально упоминавшаяся как trans Anienem, именуется так только в связи с посвящением ее Юпитеру со стороны плебса[83]. На Авентине[84] также был со времен Нумы алтарь, посвященный Juppiter Elicius[85] в связи со знаменитым эпизодом встречи этого царя с Юпитером[86], произошедшей как раз на этом холме[87].

Учитывая все эти данные, можно выдвинуть  предположение, что для плебеев было важно занять свое место внутри сферы влияния Юпитера и в религиозно-политической системе ауспиций[88]. Кажется даже, что своей сецессией плебеи хотели не столько отделиться от городского общества, сколько, с помощью занятия места, посвященного Юпитеру, пытались установить trait d’union с патрицианской системой власти[89].

Отношения между Юпитером и римским плебсом находят свое логическое завершение в праздновании плебейских игр, первое упоминание которых относится к 216 г. до н.э.[90] - игр, в ходе которых под управлением плебейских эдилов давался пир в честь величайшего римского божества. Такое же употребление посвящения в жертву богам, использование которого зафиксировано для эпохи монархии[91], демонстрирует степень интеграции плебса в реалии гражданства, начиная с его возникновения.

В словах, с которыми послы сената обращаются к плебсу, можно найти некоторые признаки аллюзии: их речь содержит формулу quod bonum, faustum felixque sit, которая, с небольшими вариациями, появляется и в других источниках[92], а также в других пассажах самого Ливия, относящихся к официальным актам[93]. Эта формула подтверждает достоверность рассматриваемого рассказа, и, возможно, свидетельствует о том, что он восходит к понтификальным архивам[94]. Речь идет о древней формуле, по свидетельству Цицерона[95], используемой maiores, в которой ощущается идея о вунутренней самостоятельной силе слов, столь свойственная римлянам[96].

Особо следует напомнить об одном фрагменте Ливия, где идет речь о речи интеррекса к римскому народу, собравшемуся на contio, в которой он побуждает римлян выбрать достойного преемника Ромулу[97]: действие сенаторского сословия, имеющее в виду будущую creatio, также как и в  Liv. 3.54.8-9, где приглашение со стороны сенатских послов идти на Авентин для восстановления трибуната обращено к плебейской contio.

Из речи послов становится ясной стремление самого сената рассматривать плебс как неотъемлемую часть civitas, для обращения к которой сенаторы используют обычную формулу, бытовавшую в качестве обращения к cives[98] с самых древних времен. Примечательно, что та же формула использовалась и в случае решения Тулла Гостилия включить Альба Лонгу в римскую civitas[99].

Рассказ Ливия позволяет увидеть и еще одно указание на использование историком материалов жреческих архивов. Фактически, неправильное название comitia вместо concilia в качестве обозначения собрания для выборов плебейских магистратов, которое имеет место в нарративной части текста (Liv. 3.54.11: Ibi extemplo pontifice maximo comitia habente tribunos plebis creaverunt), не встречается в тексте сенатского постановления, которое Ливий приводит в 3.54.5 (pontifex maximus tribunos plebis crearet), и в 3.54.9 (tribunos plebi creabitis. Praesto erit pontifex maximus, qui comitia habeat), где, напротив, упоминается creatio плебейских трибунов. Отсутствие юридических огрехов в той части, где Ливий излагает сенатское постановление, дает основание полагать, что он пользовался письменными документами жреческих коллегий.

 

 

б) возможность замены великим понтификом другого лица?

 

Объяснение выбора сенаторов, возможно, состоит в том, что великий понтифик мог замещать других должностных лиц. Действительно, существуют некоторые эпизоды, когда понтифики занимали место других должностных лиц на время их отсутствия. Тут можно вспомнить Тацита, который упоминает, что для исполнения sacra в ходе праздничных торжеств часто прибегали к замещению понтификом фламина Юпитера в случае болезни последнего или выполнения им иных публичных обязанностей[100]. Тем не менее, это можно объяснить полномочиями понтификов в сфере контроля за регулярным выполнением обрядов[101] и иерархическими отношениями между ними, фламинами[102], весталками[103], другими жрецами[104] и их подчиненными[105]. Этот надзор за тем, чтобы sacra выполнялись, и выполнялись правильным образом, был направлен на то, чтобы мирные отношения с божеством не дали ни малейшей трещины[106]. Боги, читаем мы в De legibus[107], участвуют в одной societas и в отношениях, соответствующих civitas communis deorum atque hominum, и являются творцами демографического роста и всяческого процветания civitas[108].

Итак, если в сфере sacra замена понтификом других лиц может объясняться фугкцией контроля за регулярным выполнением религиозных церемоний, то кажется затруднительным объяснить теми же соображениями другие свидетельства.

В этом смысле интересен случай, относящийся к 295 г. до н.э., рассказанный Ливием: под Сентином[109], в ходе войны с галлами и самнитами, понтифик Марк Ливий Дентер[110] последовал за консулом плебейского происхождения Публием Децием, сыном Публия[111], чтобы praeire[112] формулу devotio[113]. Именно в этой ситуации консул передал своих ликторов понтифику, который получил полномочия пропретора[114]. Таким образом, по приказу Деция, уже обрекшего себя на смерть, понтифик стал командующим и приобрел символы власти.

Что касается способности великого понтифика заменять некоторых лиц на из конституционных постах в случае их отсутствия, можно кратко рассмотреть председательство на comitia calata.

В отношении сущности этих комиций в науке существует определенный разброс мнений, и, в результате, как констатировал Л. Капогросси Колоньези, “мы находимся на весьма зыбкой почве”[115]. Некоторые считают, что comitia calata были настоящими комициями и представляли собой некий реальный институт, отличный от других народных собраний[116]. Другие, напротив, рассматривают эти комиции как особую форму куриатных комиций[117]. И наконец, есть исследователи, предполагающие тождественность куриатных комиций и comitia calata[118].

Кроме того, можно вспомнить и особую точку зрения У. Коли[119], согласно которой comitia calata были регулярно созываемыми комициями, не принимающими решения, которые развертывались на первой стадии собрания, когда народ сходился, и, таким образом, происходил “confusus in contione”[120].

Что касается проблемы организации народа в рамках comitia calata, то кроме тех, кто предполагает объединение по куриям, как, например, Де Франчиши[121], есть и ряд исследователей, которые считают, что деление происходило по-разному, по куриям и по центуриям[122], как, к примеру, Т. Моммзен, который кроме того утверждает. что объединение по центуриям происходило под руководством flamen Martialis[123].

Теория самостоятельности comitia calata требует, на мой взгляд, дальнейших исследований для объяснения причин существования этих комиций.

Судя по тому, что мы знаем, в историческую эпоху эти собрания имели религиозную функцию, которая требовала участия народа. Единственный источник по этой теме, это Авл Геллий, который приводит слова Лабеона[124], содержащиеся в книге Ad Mucium Лелия Феликса:

 

Noct. Att. 15.27.1-3: [1] In libro Laelii Felicis ad Q. Mucium primo scriptum est Labeonem scribere ‘calata’ comitia esse, quae pro conlegio pontificum habentur aut regis aut flaminum inaugurandorum causa. [2] Eorum autem alia esse ‘curiata’, alia ‘centuriata’; ‘curiata’ per lictorem curiatum ‘calari’, id est ‘convocari’, ‘centuriata’ per cornicinem. [3] Isdem comitiis, quae ‘calata’ appellari diximus, et sacrorum detestatio et testamenta fieri solebant. Tria enim genera testamentorum fuisse accepimus: unum, quod calatis comitiis in populi contione fieret, alterum in procinctu, cum viri ad proelium faciendum in aciem vocabantur, tertium per familiae emancipationem, cui aes et libra adhiberetur.

 

В первом параграфе содержатся слова Лабеона, который квалифицировал comitia calata как комиции, которые происходят pro conlegium pontificum для инаугурации царя или фламинов. В тексте Геллия трудно приписать союзу pro какой-нибудь иной смысл, чем его “основное” значение, то есть “перед чем-то”. Поэтому выражение pro conlegium pontificum следует понимать как “перед” коллегией или “в присутствии” коллегии понтификов, и здесь я хочу сделать отсылку к переводу Р. Мараша: «В первой книге комментария Лелия Феликса к Квинту Муцию написано, что, согласно мнению Лабеона, комиции calata суть те, которые проходят перед собранием понтификов для инаугурации царя или фламинов»[125]. С другой стороны, тот же Геллий для иллюстрации разнообразия латинского языка приводит самые разнообразные значения, которые можен принимать предлог pro[126].

Во втором параграфе текста Геллий говорит, что существуют также и другие комиции, кроме comitia calata. Здесь становится ясно, что различие между видами собраний состоит прежде всего в способе их созыва, т.е. в акте, описанном антикваром с помощью глагола calare со значением, уточненным скорее с дидактическими целями, “призывать”. Совсем другое дело прилагательное calata в качестве определения при comitia. Особенность comitia calata проявляется и в следующем параграфе, где Геллий перечисляет дополнительные функции этого собрания, не упомянутые Лабиеном. Следствием из такого прочтения является вывод, что речь идет о самостоятельных комициях, о чем свидетельствует и титул: Quid sint ‘comitia calata’, quid ‘curiata’, quid ‘centuriata’, quid ‘tributa’, quid ‘concilium’; atque inibi quaedam eiusdemmodi[127].

Функций, перечисленные в Noct. Att. 15.27.1 (inauguratio царя и фламинов, detestatio sacrorum, testamentum calatis comitiis) свидетельствуют о религиозном характере comitia calata, которые, будучи созваны формально, вероятно, оставались в состоянии первой стадии других комиций, т.е. contio[128], поскольку они не были уполномочены решать какие-то вопросы (тот же Геллий говорит, что завещание перед комициями in populi contione fieret). Таким образом, можно сделать вывод, что они собирались не по куриям и не по центуриям, так как народ собирался без какого-то внутреннего деления.

В источниках мы наодим свидетельства, что в царский период понтифики ассистировали царю в исполнении последним религиозных церемоний, в ходе которых народ, как кажется, собирался без какого-нибудь четкого критерия. В связи с этим следует вспомнить фрагмент из Варрона, который повествует об собраниях народа перед царем, устроенных ради календарной реформы:

 

Varr., de ling. Lat. 6.28: Eodem die [enim] in Urbem ab agris ad regem conveniebat populus. Harum in Arce, quod rerum vestigia apparent in sacris Nonalibus in Arce, quod tunc ferias primas menstruas, quae futurae sint eo mense, rex edicit populo.

 

Здесь описывается, как populus сошелся из деревень в Город, чтобы собраться пред лицом царя, который предпринял edictio feriarum. В этом тексте хорошо заметна дихотомия “urbs-ager”, то есть точка отправления populus (деревни) и пункт его назначения (город). Это может заставить предположить, что по крайней мере в древнейшие времена созываемые собрания populus были неструктурированы. Хотя Варрон и не характеризует такую сходку как comitia calata, все же важно отметить, какую роль играли понтифики в древний реформе календаря:

 

Macr., sat. 1.15.9-12: [9] Priscis ergo temporibus, antequam fasti a Cn. Flavio scriba invitis patribus in omnium notitiam proderentur, pontifici minori haec provincia delegabatur ut novae lunae primum observaret aspectum visamque regi sacrificulo nuntiaret. [10] Itaque sacrificio a rege et minore pontifice celebrato idem pontifex calata, id est vocata, in Capitolium plebe iuxta curiam Calabram, quae casae Romuli proxima est, quot numero dies a kalendis ad nonas superessent pronuntiabat, et quintanas quidem dicto quinquies verbo kalî, septimanas repetito septies praedicabat. [11] Verbum autem kalî Graecum est, id est voco, et hunc diem, qui ex his diebus qui calarentur primus esset, placuit kalendas vocari. Hinc et ipsi curiae ad quam vocabantur Calabrae nomen datum est, et classi, quod omnis in eam populus vocaretur. [12] Ideo autem minor pontifex numerum dierum qui ad nonas superesset calando prodebat, quod post novam lunam oportebat nonarum die populares qui in agris essent confluere in urbem, accepturos causas feriarum a rege sacrorum sciturosque quid esset eo mense faciendum.

 

Таким образом, действие понтификов “calare” оказывается тесно связанным с присутствием народа и с некоторыми особыми церемониями, и эта связь прослеживается и в других свидетельствах на эту тему[129]. Из этих собраний под председательством царя сформировались в результате различных изменений, произошедших со временем, те особые comitia calata, о которых говорит Лабеон, комиции, собирающиеся под эгидой коллегии понтификов как той части жречества, которая была ответственна за все sacra в целом. Акт созыва народа был под контролем понтификов, которые использовали для этого специального calator'а[130], чье участие в акте calare засвидетельствовано Павлом Диаконом[131].

На таких комициях, как известно, совершались действия, необходимые для testamenta calatis comitiis[132]. Здесь можно утверждать, что, по крайней мере, в эпоху Республики председательство на comitia calata входило в обязанности великого понтифика, где он выполнял функции, первоначально почти наверняка относившиеся к царю[133], а в последсвии к rex sacrorum. И наконец, большинство ученых принимает почти безоговорочно гипотезу Моммзена[134], согласно которой comitia calata для завещаний[135] собирались 24 марта и 24 мая, дни, отмеченные в архаическом календаре как Q.R.C.F. (Quando Rex Comitiavit Fas)[136], где ясно выражено участие царя в этой сакральной церемонии.

То, что comitia calata велись под председательством понтификов, находит свое подтверждение в юриспруденции времени Августа, в том числе и в актах, отличных от завещания перед комициями, и это председательство должно было восходить, по крайней мере, в некоторых случаях, к царской эпохе. В Noctes Atticae[137] приводятся сведения, что такие комиции происходили pro conlegio pontificum в случае инаугурации царя или фламина[138]: объяснение же этому состоит в том факте, что избранное, но еще не прошедшее инаугурации лицо не могло председательствовать на таких комициях, как не облеченное религиозными полномочиями[139]. В свете этих данных можно сделать вывод, что и способность великого понтифика председательствовать на comitia calata восходит  к возможности замены понтификом другого должностного лица, по крайней мере в случае его отсутствия.

 

4.  Silentium

В этом фрагменте Ливия (3.54.5-14) интересен также рассказ о том, что вооруженный плебс, направляясь на Авентин[140], пересек город в полном молчании. Ливий говорит о молчании, с которым плебс шел к холму, почти в значении оксюморона. И действительно, такое молчание кажется вещью неестественной, учитывая, что плебс описывается как бесформенная масса, multitudo[141], к тому же весьма шумная. Но, может быть, silentium здесь значит больше, чем просто молчание, и показывает момент наивысшей сосредоточенности, а также свойственное римлянам представление об огромной, почти сверхестественной силе слова.

Из источников мы можем узнать о двойственном значении молчания. С одной стороны, в римской теологической системе значимость молчания имеет чисто религиозные корни. Так, молчание было необходимым условием для совершения религиозных обрядов. Особенно характерно здесь auspicium ex tripudiis[142], совершение которого описано Цицероном. Совершающему ауспиции требовалась помощь со стороны pupillarius'а[143], который приносил ему кур в клетке[144]. После же церемонии этот специальный уполномоченный по запросу военачальника должен был подтвердить, что при церемонии соблюдалось silentium[145].

Техническое значение термина silentium приводится тем же автором: silentium dicimus in auspiciis, quod omni vitio caret[146]; как подтверждает Вераний Флакк: hoc enim est <proprie sil>entium, omnis vitii in auspiciis vacuitas[147]. Таким образом, с помощью ритуального молчания исключались все возможные огрехи церемонии[148].

Однако в рассматриваемом фрагменте, так же как и в других свидетельствах, не упоминается о предпринятых ауспициях, так как они не требовались для выборов плебейских трибунов[149]. Тем не менее, в источниках находятся свидетельства об общей значимости молчания для религиозных церемоний, даже если речь не идет об ауспициях. Здесь уместно привести фрагмент из Сенеки, который подчеркивает необходимость молчания для правильного совершения религиозной церемонии:

 

Sen. phil., de vit. beat. 26.7: quotiens mentio sacrarum litterarum intervenerit, favete linguis. Hoc verbum non, ut plerique existimant, a favore trahitur, sed imperat silentium, ut rite peragi possit sacrum nulla voce mala opstrepente: quod multo magis necessarium est imperari vobis, ut, quotiens aliquid ex illo proferetur oraculo, intenti et compressa voce audiatis[150].

 

С другой стороны, можно говорить и о конституциональном значении молчания, так как и здесь присутствует та же самая традиция ауспиций, как необходимого условия, например, для назначения диктатора. Согласно Ливию, dicito диктатора совершалась oriens de nocte silentio[151]. Следовательно, silentium было весьма важным элементом при назначении этого магистрата.

У Ливия в 3.54.10 молчание плебеев кажется почти спонтанным, но эта ситуация может найти объяснение в римской религиозной концепции. Плебеи идут в молчании, чтобы собраться под эгидой великого понтифика, представителя важнейшей в государстве коллегии, чтобы выбрать себе магистратов, чьи полномочия базировались на юридико-религиозных принципах. Таким образом, плебеи идут к Авентину, ведя себя как ассистенты в религиозной церемонии.

 

5.  Заключение

 

Подводя итог вышесказанному, можно утверждать, что вполне согласуется с реалиями ранней Республики участие великого понтифика в выборах плебейских трибунов, магистратов, которые в то время делали первые и трудные шаги к уравниванию двух сословий.

Коллегия понтификов должна была хранить мир с божествами, от которых зависела сама жизнь римского народа, и в связи с такой функцией коллегии у нее был ряд особых полномочий, таких как контроль над проведением обрядов, увековечение памяти о важных событиях в жизни города, сохранение знаний об именах богов, сохранение имени бога-покровителя Рима и соблюдение обряда evocatio[152]. Этот набор функций понтификов оправдывает возможность замены великим понтификом других должностных лиц в случае из отсутствия.

Из текста Ливия становится ясным существование в первые века Республики особых отношений между понтификатом и плебсом. Коллегия понтификов являлась важной частью конституционной системы римского народа и была призвана охранять его жизнь. Поэтому в эпизоде, о котором мы говорим, великий понтифик был ответственным за включение, а точнее, за усиление участия плебса и его институтов в римской юридико-религиозной системе и олицетворял признание такого усиления со стороны Юпитера.

В заключение следует вспомнить некоторые мысли великого исследователя римской религии Жоржа Дюмезиля, которые касаются как раз признания политической роли плебса со стороны верховного божества:

«История противостояния патрициев и плебеев в решающие моменты была окружена вымыслами и анахронизмами: личные предпочтения и тщеславие не благоприятны для беспристрастной истории. Что касается той ее части, которая включала концепцию Юпитера, то даже в повествовательных источниках можно выделить некоторые устойчивые признаки. Две тенденции противостоят друг другу, и, ради спасения Рима, наконец, соединяются. С одной стороны, как бог традиции, Юпитер не поощряет рост активности плебеев, останавливает их, выражает свое недовольство; с другой стороны, будучи богом Государства, он не ввязывается в гущу конфликта, остается верховным богом как патрициев, так и плебеев, подчиняясь “движению истории”»[153]

 

 

C.M.A. RINOLFI

 

PLEBE, PONTEFICE MASSIMO, TRIBUNI DELLA PLEBE: A PROPOSITO DI LIV. 3.54.5-14

 

RIASSUNTO

Secondo Liv. 3.54.5-14 la fine della magistratura decemvirale venne sancita da un senatoconsulto che imponeva le dimissioni dei decemviri, disponeva che il pontefice massimo Quinto Furio creasse i tribuni della plebe, e che non ci fosse alcuna persecuzione per le secessioni avvenute durante la sollevazione. Così, sull’Aventino il pontefice massimo fu preposto alla creatio dei tribuni: un potere di grande responsabilità politica, che sorprendentemente coinvolgeva il pontifex maximus nelle vicende della seconda secessione della plebe.

In dottrina si discute sulla veridicità della notizia della presidenza da parte del pontefice massimo dei concilia plebis. In realtà non mancano motivi plausibili per il ricorso alla presidenza del pontefice massimo; innanzitutto, questa scelta era coerente e conforme con la specificità del sistema giuridico-religioso romano, che vedeva i sacerdoti come parte integrante dell’assetto costituzionale, come si riscontra nella sistematica ulpianea: “Il diritto pubblico ha il proprio fondamento nelle cerimonie religiose, nei sacerdoti, nei magistrati” (D. 1.1.1.2). Inoltre, i magistrati plebei erano tutelati da un apparato sanzionatorio di carattere giuridico-religioso (leges sacratae), in virtù del quale chi attentava alla persona del tribuno sarebbe stato dichiarato sacer a Giove. Nessuno dunque meglio del pontefice massimo, al quale è riconosciuta dalle fonti una generale competenza sui sacra, poteva procedere alla creatio di magistrati che fondavano il proprio potere su principi giuridico-religiosi. Il riferimento a Giove nelle leggi sacrate possedeva una valenza politica, infatti la massima divinità romana era l’espressione del potere della civitas patrizia, perciò il richiamo a Juppiter era l’affermazione della volontà plebea di assumere un ruolo politico all’interno delle istituzioni cittadine.

La spiegazione della scelta senatoria può trovarsi anche in una possibile capacità di sostituzione del pontefice massimo riferita nelle fonti, ed in particolare da Gell., Noct. Att. 15.27.1, per cui il collegio pontificale presiedeva i comitia calata, probabilmente in sostituzione degli organi preposti.

Emerge quindi da Liv. 3.54.5-14 la conferma della sussistenza di un rapporto tra pontificato e plebe nei primi secoli della res publica.

 

 


* Кристиана Мария А. Ринольфи – преподаватель юридич. факультета Университета Сассари, сотрудница международного интернет-журнала по истории римского права Diritto e Storia.  Данное исследование и его перевод выполнены в рамках Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Власть и общество в истории». Перевод с итальянского Д.А.Литвинова, перевод фрагментов с французского – Е.С.Криницыной.

** По докладу, на основе которого выполнена статья, представленному в Суздале 27 июня 2006 г., выступили профф. Алессандро Корбино, Карла Мази Дория, Козимо Кашионе и Лео Пеппе. Выражаю благодарность всем за сделанные за сделанные наблюдения и замечания, а особенно благодарю проф. Корбино, обратившего мое внимание на необходимость уточнения природы  comitia calata.

[1]             Liv. 3.49-53. О децемвирате см. G. Poma, Tra legislatori e tiranni. Problemi storici e storiografici sull’età delle XII tavole, Bologna 1984 (ср. также Ead., La valutazione del decemvirato nel De republica di Cicerone // Rivista storica dell’antichità 6-7, 1976-1977, 129 сл.), и P. Zamorani, Plebe genti esercito. Una ipotesi sulla storia di Roma (509-339). Lezioni, Milano 1987, 305 сл. (с рецензией G. Lobrano в IVRA 38, 1987, 209 сл.).

[2]             Liv. 3.43.1: Ad clades ab hostibus acceptas duo nefanda facinora decemviri belli domique adiciunt. речь идет об убийстве плебейского трибуна Л. Сикция Дентата, неудобного для децемвиров, так как он агитировал своих соратников за восстановление трибуната (Liv. 3.43.2-7), и о знаменитых событиях вокруг Виргинии (Liv. 3.44-48).

[3]             Среди безграничной библиографии, посвященной Титу Ливию, я бы выделила следующие работы о первых книгах его труда: F. Calderaro, Nuovi discorsi sulla prima deca di Tito Livio. Studio filosofico - storico - politico, Padova 1952, в особенности 53 сл.: «L’antagonismo tra le classi sociali in Roma monarchica e repubblicana»; R. Bloch, Tite-Live et les premiers siècles de Rome, Paris 1965; D. Gutberlet, Die erste Dekade des Livius als Quelle zur gracchischen und sullanischen Zeit, Hildesheim-Zürich-New York 1985, в особ. 84 сл.: «Partielle Sistierung der Ständerkämpfe: Der Kampf gegen das Decemvirat (III 34-64)»; R. von Haehling, Zeitbezüge des T. Livius in der ersten Dekade seines Geschichtswerkes: nec vitia nostra nec remedia pati possumus, Stuttgart 1989; G. Forsythe, Livy and Early Rome. A Study in Historical Method and Judgment, Stuttgart 1999, 99 сл. Относительно языка первой декады: J.L. Catterall, Variety and Inconcinnity of Language in the First Decade of Livy, // Transactions and Proceedings of the American Philological Association 69, 1938, 292 сл. См. также относительно повествования  Ливия о напряженности между патрициями и плебеями: R.T. Ridley, Patavinitas among the Patricians? Livy and the Conflict of Orders, // Staat und Staatlichkeit in der frühen römischen Republik. Akten Eines Symposiums 12. – 15. Juli 1988, hrsg. W. Eder, Stuttgart 1990, 103 сл.

[4]             Liv. 3.33.1: Anno trecentesimo altero, quam condita Roma erat, iterum mutatur forma civitatis, ab consulibus ad decemviros, quem ad modum ab regibus ante ad consules venerat, translato imperio. Minus insignis, quia non diuturna, mutatio fuit.

[5]             Cic., de re publ. 2.61: Sed aliquot ante annis, cum summa esset auctoritas in senatu populo patiente atque parente, inita ratio est ut et consules et tribuni plebis magistratu se abdicarent, atque ut Xviri maxima potestate sine provocatio|ne crearentur, qui et summum imperium haberent et leges scriberent. См. также Dion. Hal. 10.56.2, который рассказывает, что после добровольной отставки консулов (10.56.1) больше в должности не находился ни один магистрат, упоминая в качестве примера об отсутствии трибунов, эдилов и квесторов.

[6]             D. 1.2.2.24 (Pomp. lib. sing. ench.): Et cum placuisset leges quoque ferri, latum est ad populum, uti magistratu se abdicarent. Cfr. anche Oros., hist. adv. pagan. 2.13.2: potestas consulum decemviris tradita; 2.13.5: ablegata religione consulum.

[7]             Из работ о плебейском трибунате (учитывая существование обширнейшей библиографии по вопросу) я ограничусь упоминанием только нескольких: F. Stella Maranca, Il tribunato della plebe dalla “lex Hortensia” alla “lex Cornelia”, Lanciano 1901 [переизд., Napoli 1982, с комментариями G. Boulvert]; E. Lefèvre, Du Rôle des Tribuns de la Plèbe en procédure civile, Paris 1910; G. Niccolini, Il tribunato della plebe, Milano 1932; Id., I fasti dei tribuni della plebe, Milano 1934; J. Bleicken, Das Volkstribunat der klassischen Republik. Studien zu seiner Entwicklung zwischen 287 und 133 v. Chr., 2-е изд., München 1968; R.T. Ridley, Notes on the Establishment of the Tribunate of the Plebs, // Latomus 27, 1968, 535 сл.; S. Mazzarino, Sul tribunato della plebe nella storiografia romana, // Helikon 11-12, 1971-1972, 99 сл. (опубликовано также в Index 3, 1972, 175 сл.); G. Grosso, Sul tribunato della plebe, // Labeo 20, 1974, 7 сл.; Id., Appunti sulla valutazione del tribunato della plebe nella tradizione storiografica conservatrice, // Index 7, 1977 [ma 1979], 157 ss.; G. Floris Margadant, El tribunado de la plebe: un gigante sin descendencia, // Index 7, cit., 169 ss.; M.A. Levi, Il valore strumentale del tribunato della plebe sino alla tribunicia potestas imperiale, в Id., Il tribunato della plebe e altri scritti su istituzioni pubbliche romane, Milano 1978, 3 ss.; L. Perelli, Note sul tribunato della plebe nella riflessione ciceroniana, // Quaderni di storia 5.10, 1979, 285 ss.; G. Lobrano, Il potere dei tribuni della plebe, Milano 1982; A. Viñas, Función del tribunado de la Plebe: ¿reforma política o revolución social?, Madrid 1983; L. Sancho Rocher, El Tribunado de la plebe en la republica arcaica (494-287 a.C.), Zaragoza 1984; L. Thommen, Das Volkstribunat der späten römischen Republik, Stuttgart 1989; W. Eder, Zwischen Monarchie und Republik: das Volkstribunat in der frühen römischen Republik, // Accademia Nazionale dei Lincei, Convegno sul tema: Bilancio critico su Roma arcaica fra monarchia e repubblica. In memoria di F. Castagnoli (Roma, 3-4 giugno 1991), Roma 1993, 97 ss.; O. Licandro, Plebiscitum Trebonium de tribunis plebis decem creandis? Note sul tribunato della plebe nel V sec. a.C., // IVRA 47, 1996 [но 2001], 166 сл. См. также просопографическое исследование: J.-L. Halpérin, Tribunat de la plèbe et haute plèbe (493-218 av. J.-C.), // Revue historique de droit français et étranger 4a ser., 62, 1984, 161 ss.

[8]             О плебсе и его институтах: J. Binder, Die Plebs. Studien zur römischen Rechtsgeschichte, Leipzig 1909; A. Rosenberg, Studien zur Entstehung der Plebs, // Hermes 48, 1913, 359 ss.; H.J. Rose, Patricians and Plebeians at Rome, // The Journal of Roman Studies 12, 1922, 106 ss.; G. Niccolini, Il tribunato della plebe, cit., 1 ss.; A. Dell’Oro, La formazione dello stato patrizio-plebeo, Milano-Varese 1950, 57 ss.; A. Momigliano, L’ascesa della plebe nella storia arcaica di Roma, // Rivista Storica Italiana 79.2, 1967, 297 ss.; Id., Prolegomena a ogni futura metafisica sulla plebe romana, // Labeo 23, 1977, 7-15 (работы, опубликованные теперь в Id., Roma arcaica, Firenze 1989, 225 ss., 303 ss.); J. Gagé, La «plebs» et le «populus» et leurs encadrements respectifs dans la Rome de la première moitié du Ve siècle av. J.-C., // Revue historique 94.243, 1970, 5 ss.; L.R. Ménager, Nature et mobiles de l’opposition entre la plèbe et le patriciat, // Revue internationale des droits de l’antiquité 3a ser., 19, 1972, 367 ss.; J.-C. Richard, Les origines de la plèbe romaine. Essai sur la formation du dualisme patricio-plébéien, Écoles françaises d’Athènes et de Rome 1978; Id., Réflexions sur les «origines» de la plèbe, // Accademia Nazionale dei Lincei, Convegno sul tema: Bilancio critico su Roma arcaica fra monarchia e repubblica. In memoria di F. Castagnoli, cit., 27 ss.; A. Magdelain, La plèbe et la noblesse dans la Rome archaïque, in Id., Jus imperium auctoritas. Études de droit romain, l’École française de Rome 1990, 471 сл.; L. Thommen, Les lieux de la plèbe et de ses tribuns dans la Rome républicaine, // Klio 77, 1995, 358 ss.

[9]             Диодор Сицилийский (12.25.1-2) ничего не говорит о сенатусконсульте, но упоминает но упоминает о соглашении между сторонами, достигнутом благодаря посредничеству послов, которых отправили к недовольным  chariéstatoi. Такое соглашение подразумевало выборы десяти плебейских трибунов, и возможность изберать по крайней мере одного консула из плебеев.

[10]           Об эпизоде с плебейской девушкой рекомендую M.T. Fögen, Storie di diritto romano. Origine ed evoluzione di un sistema sociale, в переводе на итальянский A. Mazzacane (оригинальное издание: Römische Rechtsgeschichten. Über Ursprung und Evolution eines sozialen Systems, 2a ed., Göttingen 2003), Bologna 2005, 53 сл., 93 сл., которая связывает эту знаменитую историю с изданием законов 12 Таблиц.

[11]           Liv. 3.53: [1] Tum Valerius Horatiusque missi ad plebem condicionibus quibus videretur revocandam conponendasque res decemviris quoque ab ira et impetu multitudinis praecavere iubentur. [2] Profecti gaudio ingenti plebis in castra accipiuntur, quippe liberatores haud dubie et motus initio et exitu rei. Ob haec iis advenientibus gratiae actae. [3] Icilius pro multitudine verba facit. Idem, cum de condicionibus ageretur, quaerentibus legatis, quae postulata plebis essent, conposito iam ante adventum legatorum consilio ea postulavit, ut appareret in aequitate rerum plus quam in armis reponi spei. [4] Potestatem enim tribuniciam provocationemque repetebant, quae ante decemviros creatos auxilia plebis fuerant, et ne cui fraudi esset concisse milites aut plebem ad repetendam per secessionem libertatem. [5] De decemvirorum modo supplicio atrox postulatum fuit: dedi quippe eos aequum censebant vivosque igni concrematuros minabantur. [6] Legati ad ea: ‘quae consilii fuerunt, adeo aequa postulastis, ut ultro vobis deferenda fuerint; libertati enim ea praesidia petitis, non licentiae ad inpugnandos alios. [7] Irae vestrae magis ignoscendum quam indulgendum est, quippe qui crudelitatis odio in crudelitatem ruitis et prius paene, quam ipsi liberi sitis, dominari iam in adversarios vultis. [8] Numquam ne quiescet civitas nostra a suppliciis aut patrum in plebem Romanam aut plebis in patres? [9] Scuto vobis magis quam gladio opus est. Satis superque humilis est, qui iure aequo in civitate vivit nec inferendo iniuriam nec patiendo. [10] Etiam si quando metuendos vos praebituri estis, cum reciperatis magistratibus legibusque vestris iudicia penes vos erunt de capite nostro fortunisque, tune ut quaeque causa erit statuetis; nunc libertatem repeti satis est’.

[12]           G. Poma, Tra legislatori e tiranni, cit., 301. См. также A. Vasaly, Personality and power: Livy’s depiction of the Appii Claudii in the first pentad, // Transactions of the American Philological Association 117, 1987, 203: «Читатель первых пяти книг Ливия скоро привыкает к мысли, что персонажи с одинаковыми именами действуют схожим образом», так что члены gens Valeria всегда рисуются как «героические воины и энергичные приверженцы прав народа».

[13]           Ливийц всегда показывает Клавдиев в невыгодном свете, например, в Liv. 2.56.7 (Is, cum Volero nihil praeterquam de lege loqueretur, insectatione abstinens consulum, ipse accusationem Appi ‘familiaeque superbissimae ac crudelissimae in plebem Romanam’ exorsus) содержатся инвективы в адрес трибунак Волерона; см. также 9.34.3 (Haec est eadem familia, Quirites, cuius vi atque iniuriis conpulsi extorres patria Sacrum montem cepistis) и 9.34.15: (Nolo ego istam in te modestiam; ne degeneraveris a familia imperiosissima et superbissima), где приводятся слова которыми трибун Публий Семпроний характеризовал семью Аппия Клавдия.

[14]           Liv. 3.33.7: Regimen totius magistratus penes Appium erat favore plebis; adeoque novum sibi ingenium induerat, ut plebicola repente omnisque aurae popularis captator evaderet pro truci saevoque insectatore plebis. Ср. также Dion. Hal. 10.57.3, где говорится об определенной обходительности децемвиров в отношении плебеев.

[15]           Liv. 3.54.1-4: Facerent ut vellent permittentibus cunctis mox redituros se legati rebus perfectis adfirmant. Profecti cum mandata plebis patribus exposuissent, alii decemviri, quando quidem praeter spem ipsorum supplicii sui nulla mentio fieret, haud quicquam abnuere; Appius, truci ingenio et invidia praecipua, odium in se aliorum suo in eos metiens odio ‘haud ignaro’ inquit ‘imminet fortuna. Video, donec arma adversariis tradantur, differri adversus nos certamen. Dandus invidiae est sanguis. Nihil ne ego quidem moror, quo minus decemviratu abeam’.

[16]           Liv. 3.54.7. См. об этом L. Gagliardi, Decemviri e centumviri. Origini e competenze, Milano 2002, 32, который кратко формулирует результаты переговоров между patres и plebs: «Пактриции приняли первые два условия, но остались непреклонными в отношении третьего. Памятуя о соглашении, которое у них было с децемвирами, они поставили плебеям условие, что те будут удерживаться от зверств и от убийств в отношении децемвиров. Взамен патриции признали, что децемвиры должны быть судимы за каждый конкретный случай, за каждое преступление, судимы честно, плебейскими судьями. Таков был предмет соглашения и, таким образом, concordia в Городе была восстановлена».

[17]           Da tali testimonianze appare come la maggior parte delle fonti sia concorde nel sostenere che l’occupazione dell’Aventino avvenne in armi. Un dato coerente con quanto riferito da Livio per cui le fila dei secessionisti erano composte sia dai militi plebei delle due legioni, sia dalla quasi totalità della plebe dell’Urbe. В источниках нет ясности насчет места, куда плебеи удалились после злоупотреблений децемвиров, и даже насчет того, кто именно участвовал в этой сецессии. Версия событий, которую предлагает Ливий достаточно четкая. У Ливия (3.50.13) говорится о том, что некая толпа (multitudo) проследовала вооруженным маршем на Авентин, по большей части это были солдаты легионов, стоявших у подножия горы Альгида против эквов; multitudo, возбужденная Виргинием, избрала военных трибунов (Liv. 3. 51.1-6). Далее Ливий упоминает, что к Авентину направилость и войско, стоявшее напротив сабинян (Liv. 3. 51. 10), а затем историк описывает уход народа и солдат с Авентина на Священную гору (Liv. 3.52.1-4); откуда участники сецессии потом вернулись на Авентин для выборов плебейских трибунов. Согласно же Цицерону, напротив, после эпизода с Виргинией, вооруженный плебс сначала ушел на Священную гору, а затем уже переместился на Авентин: De re publ. 2.63. Другие источники указывают на Авентин как на место сецессии, но, как кажется, они говорят только об оккупации этого холма войском, не упоминая о плебсе: Diod. 12.24.4-5; Dion. Hal. 11.43; Flor. 1.24.3; De vir. ill. 21.3. В противовес этому, Ampel., lib. memor. 25.1, говорит именно о сецессии плебса на Авентин; ср. также Sall., Bell. Iug. 31.17, где упоминаются два случая занятия того же холма вооруженным плебсом. Напротив, Орозий (Hist. adv. pagan. 2.13, 7) говорит только об одной оккупации Авентина народом. В то время как Асконий (In Cornel., 68 s. Kiessling et Schoell (vedi infra in questo par.), утверждает, что вооруженные плебеи для выборов плебейских трибунов  под руководством великого понтифика проследовали с Авентина на Капитолий.

[18]           Некоторые авторы приводят Капитолийские фасты за 441 г. до н.э. (см. Fasti consulares ab a.u.c. CCXLV ad a.u.c. DCCLXVI qui supersunt, inter se collati cura Th. Mommseni, in CIL I2.1, 108 s.), где пара консулов составлена из представителя Фуриев и члена gens Papiria, в качестве источника, к которому обращается традиция для индивидуализации великого понтифика 449 г.: W. Kroll, v. Papirius. nr. 47 M. (oder M.’) Papirius Crassus, in PWRE, 18.3, Stuttgart 1949, col. 1037: «В консульских фастах за этот год можно найти имя великого понтифика 305 года = 449 г. до н.э., после децемвирата». См. также [F.] Münzer, v. Furius. nr. 24 Q. Furius, in PWRE, 7.1, Stuttgart 1910, col. 317, который считает, что Ливий и Асконий обращаются к фастам за одни и те же годы но в разных редакциях.

Среди тех, кто допускает возможной смену между Фурем и Папирием (указывая на различные praenomina) в качестве великого понтифика  449 года: A. Bouché-Leclercq, Les pontifes dans l’ancienne Rome. Étude historique sur les institutions religieuses de Rome, Paris 1871 [rist. an., New York 1975], 307, 427; J. Marquardt, Le culte chez les romains, I, tr. fr. par M. Brissaud, Paris 1889, 385; G. Niccolini, I fasti dei tribuni della plebe, cit., 31; T.R.S. Broughton, The Magistrates of the Roman Republic, I. 509 B.C. - 100 B.C., New York 1951 [repr., Atlanta, Ga. 1986], 49. Напротив, принимают данные Ливия: L. Schmitz, v. Furius, // A Dictionary Greek and Roman Biography and Mythology, ed. W. Smith, II, Boston 1867, nr. 2, 190 (работа выложена в интернет в The Ancient Library: http://www.ancientlibrary.com/smith-bio/2328.html); F. Fabbrini, v. «Tribunis plebis», // Novissimo Digesto Italiano, 19, Torino 1973, 789; R. Del Ponte, La religione dei romani. La religione e il sacro in Roma antica, Milano 1992, 241, 137, 281. Признает достоверность традиции идущей от Аскония, который называет понтификом М. Папирия, J. Celse-Saint-Hilaire, L’enjeu des «sécessions de la plèbe» et le jeu des familles, // Mélanges de l’École française de Rome. Antiquité 102, 1990, 732, 759 сл., 762; тем не менее, следует учитывать соображения Моммзена: Th. Mommsen, Römische Forschungen, I, Berlin 1864 [Reprogr. Nachdr., Hildesheim 1962], 116 и ссылка. 98, согласно которому gens Papiria предприняла фальсификацию настоящих данных, как бы в качестве компенсации за позднее стяжание консулата; ср. также Id., Die römische Chronologie bis auf Caesar, Berlin 1859 [rist., Osnabrück 1981], 95 сл.; эта гипотеза принимается и G. Poma, Tra legislatori e tiranni, cit., 299, которая считает, что Папирии приписали себе должность великого понтифика 449 г., и должность первого rex sacrorum 509 г.

[19]           См.: J. Bayet, Appendice V. – L’organisation plébéienne et les «leges sacratae», in Tite-Live, Histoire romaine, Tome III. Livre III, texte établi par J. Bayet et traduit par G. Baillet, 3a ed., Paris 1962, 150 nt. 3; Titi Livi, Ab urbe condita libri, erklärt von W. Weissenborn, bearbeitet von H.J. Müller, II.1, Buch III, 8a ed., Zürich-Berlin 1965, 118 nt. 5.

[20]           Среди praenomina, засвидетельствованных у Фуриев находятся следующие: Sextus (Liv. 2.39.9); Spurius (наприме, Liv. 2.43.1); Caius (например, Cic., pro Balb. 20; Liv. 4.12.1; Plin., Nat. hist. 18.41.3; Apul., Apolog. 66; Eutrop., breviar. ab urb. cond. 2.24.1); Lucius (ad es.: Cic., Brut. 108; de orat. 2.154; Corn. Nep., de vir. illustr. 7.6; Liv. 4.25.4; Val. Max. 1.1.9; Front., strateg. 1.1.11; Fest., v. Vindiciae, 516 L.; Liv. perioch. 31; Eutrop., breviar. ab urb. cond. 2.6.2); Marcus (ad es.: Cic., de dom. 86; Liv. 5.1.2; Front., strateg. 2.8.4; Gell., noct. Att. 17.21.20); Publius (например, Cic., In Cat. III.14; Sall., De con. Cat. 50.4; Liv. 22.35.5; Val. Max. 3.7.5).

[21]           D. 1.2.2.24 (Pomp. lib. sing. ench.): Et cum placuisset leges quoque ferri, latum est ad populum, uti magistratu se abdicarent, quo decemviri constituti anno uno cum magistratum prorogarent sibi et cum iniuriose tractarent neque vellent deinceps sufficere magistratibus, ut ipsi et factio sua perpetuo rem publicam occupatam retineret: nimia atque aspera dominatione eo rem perduxerant, ut exercitus a re publica secederet. Initium fuisse secessionis dicitur Verginius quidam, qui cum animadvertisset Appium Claudium contra ius, quod ipse ex vetere iure in tabulas transtulerat, vindicias filiae suae a se abdixisse et secundum eum, qui in servitutem ab eo suppositus petierat, dixisse captumque amore virginis omne fas ac nefas miscuisse: indignatus, quod vetustissima iuris observantia in persona filiae suae defecisset (utpote cum Brutus, qui primus Romae consul fuit, vindicias secundum libertatem dixisset in persona Vindicis Vitelliorum servi, ditionis coniurationem indicio suo detexerat) et castitatem filiae vitae quoque eius praeferendam putaret, arrepto cultro de taberna lanionis filiam interfecit in hoc scilicet, ut morte virginis contumeliam stupri arceret, ac protinus recens a caede madenteque adhuc filiae cruore ad commilitones confugit. Qui universi de Algido, ubi tunc belli gerendi causa legiones erant, relictis ducibus pristinis signa in Aventinum transtulerunt, omnisque plebs urbana mox eodem se contulit, populique consensu partim in carcere necati. Ita rursus res publica suum statum recepit.

 

[22]           Liv. 3.55.1: Per interregem deinde consules creati L. Valerius, M. Horatius, qui extemplo magistratum occeperunt.

[23]           Об этом институте interregnum, который в данную эпоху имел исключительно «чисто формальное значение» см. F. De Martino, Storia della costituzione romana, I, 2a ed., Napoli 1972, 267 s.

[24]           См.: Cic., de leg. 3.9: Ast quando consules magisterve populi nec escunt, auspicia patrum sunto, ollique ec se produnto, qui comitiatu creare consules rite possint; ad Brut. 1.5.4: Dum enim unus erit patricius magistratus, auspicia ad patres redire non possunt. Об этом принципе см. гипотезу A. Magdelain, Auspicia ad patres redeunt, in Hommages à J. Bayet, éd. par M. Renard et R. Schilling, Bruxelles-Berchem 1964, 427 ss. [сейчас в Id., Jus imperium auctoritas, cit., 341 сл.] (замечания Ф.Сини можно найти в F. Sini, A proposito del carattere religioso del ‘dictator’ (note metodologiche sui documenti sacerdotali), // Studia et Documenta Historiae et Iuris 42, 1976, 401 ss. = in AA.VV., Dittatura degli antichi e dittatura dei moderni, a cura di G. Meloni, Introduzione di C. Nicolet, Roma 1983, 111 сл.).

[25]           См. F. De Martino, Storia della costituzione romana, I, cit., 269: «interregnum изначально был властью, которая восстанавливалась сразу же, как отпадали причины, мешающие ее исполнению».

[26]           F. De Martino, Storia della costituzione romana, I, cit., 262.

[27]           Не смотря на использованный Ливием термин, большая часть доктрины состоит в том, что собрание, проводимое перед великим понтификом, было concilium plebis tributum, хотя эпизод 449 г. имел место уже после реформы Волерона: A. Bouché-Leclercq, Les pontifes de l’ancienne Rome, cit., 307 (Id., Manuel des institutions romaines, Paris 1886, 6 nt. 1, dove l’A. indica come assemblea in questione i comitia calata); A. Schwegler, Römische Geschichte im Zeitalter des Kampfs der Stände, III, 2a ed., Tübingen 1872, 67 nt.; L. Lange, Römische Alterthümer. I. Einleitung und der Staatsalterthümer, Berlin 1876 [rist. an., Hildesheim-New York 1974], 635; E. Cocchia di Enrico, Il tribunale della plebe e la sua autorità giudiziaria studiata in rapporto colla procedura civile. Contributo illustrativo alle legis actiones e alle origini storiche dell’editto pretorio, Napoli 1917, 38 nt. 1; F. De Martino, Storia della costituzione romana, I, cit., 348 nt. 51; J. Linderski, The Auspices and the Struggle of Orders, in Staat und Staatlichkeit in der frühen römischen Republik. Akten Eines Symposiums 12. - 15. Juli 1988, hrsg. W. Eder, Stuttgart 1990, 41 nt. 22. Sostengono invece che nell’assemblea del 449 il popolo si riunì in comizi tributi: G.W. Botsford, The roman assemblies from their origin to the end of the republic, New York 1968, 285; P. Marottoli, Leges sacratae, Roma 1979, 41 s. nt. 23.

               Vedi inoltre F.V. Hickson, Roman Prayer Language: Livy and the Aneid of Vergil, Stuttgart 1993, 64, il quale fa riferimento ad una contio; mentre J. Celse-Saint-Hilaire, L’enjeu des «sécessions de la plèbe» et le jeu des familles, cit., 737, 741 s., ritiene trattarsi di comizi curiati, riuniti sotto la presidenza del pontefice massimo; una simile assemblea, secondo l’A., si sarebbe riunita sotto la presidenza del sacerdote anche nel 493, per l’elezione dei primi tribuni. Tuttavia, va detto che la tradizione antica non registra un coinvolgimento dell’intero popolo nell’elezione dei magistrati plebei.

               Использование термина comitia вместо concilia plebis встречается у Тита Ливия и в других местах: 6.35.10: Haud inritae cecidere minae; comitia praeter aedilium tribunorumque plebi nulla sunt habita; 6.39.5: Licinius Sextiusque, cum tribunorum plebi creandorum indicta comitia essent, ita se gerere, ut negando iam sibi velle continuari honorem acerrime accenderent ad id, quod dissimulando petebant, plebem; 6.39.11: deinde comitiis tribuniciis declararent voluntatem; 8.22.4: Tribunatumque plebei proximis comitiis petentibus absens praefertur. Особбенно следует обратить внимание на другие пассажи Ливия, где он, рассказывая о реформе 471 г. до н.э., предложенной Пубием Валероном, которая отнесла выборы плебейских трибунов к компетенции concilia tributa, говорит как раз о трибутных комициях: 2.56.1-2: Voleronem amplexa favore plebs proximis comitiis tribunum plebi creat in eum annum, qui L. Pinarium P. Furium consules habuit. Contraque omnium opinionem, qui eum vexandis prioris anni consulibus permissurum tribunatum credebant, post publicam causam privato dolore habito, ne verbo quidem violatis consulibus, rogationem tulit ad populum, ut plebei magistratus tributis comitiis fierent; 3.30.6: Tum primum tributis comitiis creati tribuni sunt; l’annalista quindi par confondere, almeno da un punto di vista terminologico, fin dalla loro nascita, i concilia curiata plebis con i comizi curiati.

[28]           Fest., v. Scita plebei, 372 L.: Scita